— Да? — справляюсь неискушенно и максимально невинно. — Наверно, не вписался в строй-план?..
— Будем называть это так. Вы же никогда не имели дел с этой фирмой?
— Нет, кажется. Впрочем, — вру я, — этим мог заниматься кто-то из моих коллег.
— Поверьте мне, вы бы знали. Сейчас об этом деле говорят.
Блин, думаю невольно, где он там опять накосячил?.. Перекосячил, судя по всему.
— Так вы просветите, — прошу уже откровенно. — Ну, озвучьте схему, там, без имен и все такое. А то вдруг и мы попадемся. Сейчас и так кругом проблемы — зачем нам еще и такого плана попадалово.
— Когда информация станет официальной, я дам вам знать и с именами. Сейчас просто не имею полномочий распространяться о чем-либо.
А я уже не уверена, что хочу все это знать. В порыве малодушия даже говорю сама себе, что — да на фиг он сдался Франку, этот «Котти». Что он — денег без него не заработает?.. Надо будет толкнуть ему, что здание запущено в край, что там работы — уйма, затраты колоссальные, а прибыли не жди.
Итак, со стороны могло бы показаться, что работа сжирает меня. Но мало кто поймет, какое это вместе с тем и отвлечение. И облегчение. И пусть саму работу облегчать мне никто не собирается: с другой стороны, это даже лучше — не надо никого врабатывать и ни за кого не надо отвечать.
Но порой приходится и мне скрипеть зубами и возиться со всякой ерундой, не уповая ни на чью помощь, хоть и есть у нас люди исключительно для этого.
— Как ты, конфет? — докапывается до меня из своего очередного мини-отпуска засранка-Рози. — Справляешься?
— У-гм. Составляю, вот.
— Составляешь?.. — фальшиво сочувствует она, догадываясь, что я составляю.
— Мгм. Всю документацию по Котти перелопатила, теперь ввожу в удобоваримую таблицу.
— Справишься? — Рози уже откровенно угорает.
— А как же. Мне тут помогают все. Прям все до единого. До последней… — завершаю непечатным, а Рози смеется в голос.
Она у нас всегда со всеми контачила. Тем заметнее становится теперь во время ее отпусков, что девчонки на фирме меня избегают.
В придачу о «моих шашнях с Франком», кажется, какая-то тварь пустила слух, будто я «лезу». В руководящие, в смысле. За это и ненавидят, и побаиваются. И отплачивают холодно-опасливым игнором. Могла бы начать загоняться по этому поводу, если бы сама не игнорила их с незапамятных времен. Эти уж мне бабские коллективы, бормочу себе под нос.
Мое бормотание прерывают:
— Ката…рина?..
Недовольно поднимаю глаза:
— Да? — хоть на самом деле мне хочется сказать: «Нет?»
Вижу, что эти злыдни подослали ко мне новенькую — видимо, выпросить нечто такое, чего я просто так не дам «стареньким».
— Мы с девочками хотим заказывать в «Киото»… — робко произносит она, — …будешь что-нибудь?..
Ну надо же.
— Спасибо, — говорю искренне, и, стараясь подавить излишнюю растроганность, прошу: — Пожалуйста, зови меня «Кати».
И хоть конкретно сейчас мне не хочется суши, да вообще, обедать на работе редко хочется — присоединяюсь к их заказу.
— Катюш, — вздыхает мама. — Так дело не пойдет.
— Чего не пойдет, мам Лиль?
— От тебя скоро одни глаза останутся.
— Ниче, мам Лиль, не останутся.
— Катька, а ну, не иронизируй у меня!
С мамой не проходят затяжные приколы — она тогда становится строгой и сердитой.
— В конце концов, это почти уже некрасиво.
Так, если мама по отношению ко мне употребила слово «некрасиво», значит, пора бить тревогу.
— Ты теперь так редко приезжаешь. Сама вообще не готовишь. Давай хоть в кафе, что ли, сходим… только куда сейчас, если без масок…
Мама безутешна. Маски до того надоели ей на работе, то бишь, в школе, что вполне способны отпугнуть от кафе.
— Ничего, мам Лиль, и это пройдет.
— Пройдет-то пройдет, да только и время тоже пройдет, — еще глубже вздыхает мама.
Наверно, всё отчасти из-за того, что сейчас сентябрь и это у нее сезонный сплин. Раньше мама ранней осенью ездила со своими на классные поездки и экскурсии и всегда, как ни странно, с удовольствием, а теперь, как и в прошлом году — да и в позапрошлом — мается. Понять мне это так же трудно, как ее увлечение ее работой в общем.
— Вот я к тебе приеду, — обещаю, — и мы неправильный плов сварим.