— Хм-м… — бурчит он себе под нос. — Ну надо же.
— А ее другая мама — начальница в бауамте, — качаю дальше, тоже слегка подсочинив, повысив ее в должности. — Так получилось, что я их обеих знаю — очень и очень адекватная и респектабельная семья.
Настоящая.
Надеюсь, теперь папа и вправду согласен «подумать».
Дальше не качаю, как и недавно с д-ром Доро. Не говорю вслух того, что думаю: пап, да ты вообще радоваться должен, что сын твой — не «с другого берега». Что как ни пудрили ему мозги в школе насчет «радужных» отношений — умудрился же он в этом нашем берлинском котле страстей разобраться, что не мальчиков любит.
Соображаю, что всегда есть тот самый момент, когда следует предоставлять событиям развиваться самостоятельно — только события подготовить как следует надо.
Когда уезжает папа, вспоминаю про сообщение Арсеньева.
В нем говорится:
«Кати, прости, что так, по телефону. Ты бомбическая девушка, но я с тобой не справлюсь. Ты слишком сложная, а я не Симон Херц. Давай не будем. Без обид, о‘кей?»
Отвечаю также голосом:
Илья, какие обиды. О‘кей, конечно. Ты хороший мальчик. Тебе — только хорошего.
Задумываюсь, не посчитает ли он обидным, что его обозвали «мальчиком», только, когда сообщение уже отправлено и прослушано.
Лежу в Шарите уже пару дней. Оказывается, отсюда даже во время короны выбраться трудно, если уж попал. Но мне опять везет — сейчас снова послабления. Ко мне приходят и мне терпимо.
Каждый день приходит мама, предварительно сделав корона-тест — ей со школы не привыкать. Мама сидит у меня в маске, что тоже для нее привычно, и проверяет контрольные.
Если не вместе, а по очереди, ко мне пускают и Эрни, и — в силу блата — Дебс, которая подробно рассказывает мне, как у них живется Рикки и перечисляет все новые и новые проделки этого засранца.
Оказывается, у них квартира на самом нижнем этаже со своим отгороженным закутком в садике. Стоит ли упоминать, что Рикки в первые же два дня удается основательно загадить закуток? Так что прогулок с ним это не отменяет. Зато теперь, как замечает Дебс, у них в декабре пошел расти газон. Я не навязываю ей собственного опыта, приобретенного с псом — просто вспоминаю, что и как он делал у меня, а сама думаю, что они-то уж точно побыстрее приучат его слушаться. Они даже допускают-таки к себе Эрни: гулять с собакой. Даже Дебс с ними можно. Брат не в накладе. Во время выгулов он дрессирует Рикки, обучая командам на русском, который таким образом учит и Дебс.
От д-ра Доро мне становится известно, что ко мне в палату пытался пробиться «некто Милецки» — он же «Мартин» — условно, чтобы навестить. Но безусловно — уж я-то знаю — чтобы долбить меня работой на больничной койке и сделать вброс рабочего ноутбука, чтоб продолжала без него. Поскольку у шефа блата нет, но есть отягчающие обстоятельства — он мужского пола — его ко мне не пропускают.
Мне звонят девчонки — Каро, Рози. Рози купается в полупьяных волнах счастья, то бишь, Персидского залива. Я искренне радуюсь столь удачному применению ваучера. Чтоб, не дай Бог, не омрачить, рассказываю о своей аварии, максимально ее приуменьшая и забегая вперед в процессе выздоровления.
Приблизительно так же привираю и Каро, тем более, что у нее свой стресс — помимо не отмененных никем болячек у нее и у малого ей, как-никак, нужно обустроиться на новом месте, наладить отношения с родней мужа и научиться справляться с грудным ребенком в сочетании с собственным недугом. Да и проблемы со здоровьем у Каро, в отличие от меня, серьезные. Поэтому ей не до того, чтобы заниматься мной или начать подозревать неладное — она довольствуется моей «вспомненной» байкой: приехала к себе на Винету, «поскользнулась» и чуть не попала под машину, меня спас Рикки и так далее. Кажется, Каро убалтывается и не переживает на мой счет, а вот я реально переживаю и за нее, и за Ярона.
Так я «лежу», рада бы «выйти», но еще не «выхожу», особо не страдаю, пока однажды вечерком, день приблизительно на третий после моего «пробуждения», мне не звонит еще кое-кто.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ-1 Семидневка на расстоянии. День один-два-три
Один.
У него новый номер, но вот клянусь: у меня безотчетливо и беспричинно екает сердце, когда беру телефон.
Будто догадавшись, спрашиваю по-русски:
— Привет?..
— Привет, Кати…
Я слышу все и сразу же все понимаю.
Рик где-то на улице, он куда-то идет, и он… мертвецки пьян или расстроен просто, а может и то, и другое одновременно.