А я не хочу так. Я все это время не хотела, а даже если наслаждалась, то врала себе или, как сама изволила заметить, заблуждалась, да.
Я люблю его, думаю. Огонек — вот он ты. Я люблю его, поэтому так, как сейчас — мне от этого больно. Больно, что не вижу и у него огонька, а только его привычное, грубоватое.
«Какая ты худая…»
Да, думаю, худая, страшная.
Больно также, если он не грубоват, а дружелюбен. Больно до недоумения. С недоумением этим осознаю, что он, конечно, говорил о каких-то своих оттенках чувств ко мне, что он ощущает инстинктивно — не может без меня, он ведь и сам говорил. Оно и понятно, иначе не звонил бы постоянно. И все-таки его новая жизнь, к которой сам он так стремился, и в которой я ему мешала, маячила, как сам он мне когда-то нежно так пенял — блин, вспоминаю и опять реветь охота — его новая жизнь удерживает его. Он пророс в ней, как сам того хотел, и она не пускает его ко мне, не дает порвать с собой.
Да ему ко мне и не надо — ему вредно быть со мной. Правда, и до меня дошло, наконец, что его нужно удерживать, чтоб не пил и не курил, да он же все равно не слушает. И на учебу не я его отправила — не додумалась. И не знаю даже, как он сейчас с учебой успевает, с его нынешними-то заморочками. Рассказывал, что даже сдает там что-то вроде. Молодец, конечно…
Он держится за эту жизнь и возвращаться ко мне не собирается. Тащить его к себе я не пыталась и, честно говоря, не знаю, как он отреагирует. Подумает, прикалываюсь.
Он ведь меня только такой и знает, которая «посерединке» и у меня уже не выйдет сделаться в его глазах другой.
Меня скоро выписывают и надо определяться, а на фоне этих рассуждений я плохо представляю себе какие-либо эксперименты.
«Не бойся» — говорит мама, но я не боюсь — не верю просто, что что-то может из этого получиться…
Короче, я решаю прибиться опять к знакомому, да и его не теребить, не подавать надежд на что бы там ни было. Черт его знает, чего он еще от меня хочет.
Залежалась тут, заболелась — «на воле», вон, столько дел ждет — глядишь, затрется снова. Да и лучше одним махом обрубить — только не этот онанизм, испытанный неоднократно.
Все это целесообразно и вполне разумно. И только сердце впервые мириться с разумом не желает.
Еще у меня восстанавливается нога, но восстановление это такое болючее, зараза.
Приходит мой мучитель-физиотерапевт, который проводит со мной занятия по поддержанию остаточной мускулатуры — пытка, да и только. Особенно добивают столь «полюбившиеся» мне ледяные ванны от опухолей, до колена — в лед, до полуотмирания ступни почти. А чтобы я раньше времени не вылезала, этот садюга всей своей тушей наваливается на здоровую часть моей ноги.
Провожаю его и, как всегда, чуть не плачу, но не от того, что жаль с ним расставаться — скорее, жалею, что не могу пнуть его под зад.
После физиотерапевта приходит женщина-остеопат. Она и сама будто чем-то загружена.
Быстро разбираюсь, что у них, остеопатов, это профессиональное: будто принимают они на себя твою боль, как физическую, так и душевную.
Когда она филетирует мою физику, а я осведомляюсь, не будет ли вслед за ней еще и психотерапевта — профилетировать мою психику, она не удивляется, не лезет с расспросами, а просто кивает невесело и понимающе. По счастью, психотерапевта ко мне не присылают.
Когда они все уходят, а я от их лечения чувствую себя основательно раздраконенной, мне вдруг хочется, чтобы тут появился Рик и как-нибудь все это дело успокоил. Как раньше.
Худая и страшная — да у него на меня и не встанет, как раньше вставал.
Вспоминаю, как когда-то он предлагал меня лечить — но это он от гриппа предлагал. Сейчас это невозможно, поэтому пусть тогда хоть позвонит поскорее… А-а-а… кажется, сегодня не позвонит, потому что воскресенье… Что это у него там обычно бывает… после чего он бухать ходит? Подозреваю, что это не работа и не лекции… да нет, какие сейчас к хрену лекции… семинар… практика… да не знаю я…
Мне плевать, думаю и пусть это не вяжется с тем, что мне не все равно, и я люблю его и жалею, правда: сейчас мне очень хочется быть с ним. А я ведь решила, чтоб, типа, окончательно и бесповоротно.
От «окончательно и бесповоротно» становится так хреново, что рвет на части, саднит тело и грызет душу. Будто уходит что-то. Окончательно и бесповоротно.
Может, теперь, когда я люблю его, стоит совершить еще один наскок и попробовать?..
«Ты совершаешь ошибку. Ошибку колоссальную. Быть может, самую большую в твоей жизни. Беги к нему, лети к нему. Сейчас»