Сергей Снегов
В глухом углу
Часть первая
ЛИЦОМ К ЛИЦУ
Глава первая
КОМСОМОЛЬСКИЙ НАБОР
1
В этом трехэтажном московском здании за узорной оградой с палисадничком помещались райкомы партии и комсомола и исполком со своими многочисленными отделами. Здесь всегда было людно, перед некоторыми комнатами — собеса, загса, жилищного отдела — выстраивались очереди. Гулкие этажи старого здания, несмотря на кипевшую в нем жизнь, наполняла устоявшаяся, строго поддерживаемая тишина. И посетители и служащие разговаривали без крика, не бегали, не топали ногами и не перекликались из конца в конец коридора.
Но в одно летнее утро 1956 года у здания собралась толпа молодежи, в двери нетерпеливо застучали кулаки, громкие голоса сердито вызывали сторожа. А когда вахтер раскрыл двери, все собравшиеся ринулись внутрь. Вестибюль и коридоры наполнились грохотом бегущих ног, восклицаниями, смехом, призывами.
— Сюда! Сюда! — кричал в лестничный провал курносый паренек, раньше других взлетевший на третий этаж. — Я все разузнал, сюда, ребята!
За ним с гулом мчалась орава парней и девушек. Председатель исполкома, неторопливо шедший посередине коридора, был мгновенно оттиснут к стене. Он глядел вслед пронесшейся толпе.
— Народец! — сказал он вслух. — Слона собьют…
Шумная молодежь выстроилась перед комнатами райкома комсомола. Всего в райкоме их было пять, но сегодня три, включая и кабинет секретаря, вместе с ним самим, захватила только что созданная посторонняя организация — комиссия по набору на стройки коммунизма.
Девушка со строгим лицом — секретарь-машинистка райкома — предупредила собравшихся:
— Шуметь запрещается! Придется подождать, пока уполномоченные по вербовке освободятся.
В приемной райкома еще недавно размещались два отдела, сейчас от них остались пятна на полу — места вынесенных шкафов. На круглом столе были насыпаны цветные листочки с краткими сведениями о стройках. На стенах висели плакаты, призывавшие на промышленные объекты Сибири и Севера, и картонные щиты с фотографиями городов, гор и рек. Колыма зазывала океанскими судами в порту, улицами и клубами Магадана, башенными кранами и грузовиками на засыпанных снегом шоссе. Норильск манил высокими заводскими трубами, многоэтажными зданиями с колоннами, спортзалами и автобусами на асфальтированных проспектах. На щите знаменитой ГЭС — о ней часто писали в газете — поблескивал Енисей меж крутых берегов, красочно темнела тайга и одиноко торчал телеграфный столб. «Остальное сделаете вы, молодые строители!» — кричала надпись. Последний щит показывал лесную реку и два барака, под ними было подписано: «Поселок в Рудном». На этот щит никто не обращал внимания, так он был невзрачен.
— Только на Колыму! — твердил один из парней, размахивая розовой бумажкой. — Смотрите: двойная зарплата, за каждый прожитый год двадцать процентов надбавки, все специальности принимаются, а кто не обучен — научат! А ехать морем из Владивостока — красота! И техника! Техники для Колымы не жалеют!
Его слушали — Колыма нравилась. Уже одна ее отдаленность захватывала дух. Но главное было, конечно, в технике — только на щите Колымы виднелись такие мощные краны и самосвалы, такие чудовищные экскаваторы.
— Нет, лучше в Норильск! — доказывал другой. — Культура — во! В квартирах — ванны, на каждом углу — кино, есть техникум и институт. Правда, Заполярье — ну и что? Надо же в конце концов погулять под северным сиянием!
Его тоже поддерживали, особенно девушки. Одна, стройная, с нежным лицом и пепельно-золотыми волосами, сказала своей черноглазой и черноволосой подружке:
— Значит, в Норильск, Светлана? А приедем — заявление в институт. Я думаю, учтут, что мы здесь сдали все экзамены.
Та воскликнула:
— Обязательно, Валя! Я так просто никуда, кроме Норильска!
Худенький подросток — лет шестнадцати — переходил от щита к щиту, придирчиво изучая фотографии. Он сказал курносому пареньку, руководившему вторжением в здание:
— Как, по-вашему, — где труднее? Мне кажется, здесь все обжитое!
— Всего труднее в Рудном, — отозвался тот. — Глухое место, сразу видно. Одни звери… Тебе что — медведи нравятся? Тебя — как?
— Игорь. Я не люблю медведей. Но я не хочу на готовое.
— Меня — Вася. Я тоже не терплю готового. Идем ближе к двери.
Они протолкались к комнате, где сидели уполномоченные по вербовке. Здесь мало-помалу столпились все желающие завербоваться. Лишь одна девушка стояла в стороне. Она чем-то выделялась — на нее оглядывались. Она вошла всех позже, рассеянно поглядела на фотографии и отошла к окну, ни с кем не заговорив. Модное, из зеленой тафты — колоколом — платье, не шло к ее худому удлиненному лицу. Девушка казалась некрасивой, но это впечатление пропадало, когда смотрели на ее глаза — большие, почти квадратные. Они были лучисты и пристальны, как часто бывает у близоруких.