— Ты пал жертвой стиля, Вик, — посочувствовал Георгий. — Коротенькие брючки и шелковые носочки — это же мечта для комарья. И разве ты не знал, что голубой цвет раздражает мошку, как быка красный?
К довершению беды, у Виталия пропал голос после холодной ночи.
— Как же быть? — просипел он. — У меня нет других брюк.
— Обмотай ноги полотенцем. Могу одолжить махровое банное, первый сорт! Новейший бульварно-таежный шик: багровый пиджачишко, небесные брючки и мохнатые обмотки! А если руки запаковать в шарф с кистями, то все туземцы перемрут от зависти.
— Иди ты! — заволновался Виталий. — Трепач несчастный!
Солнце выкатилось из-за леса, и все ожило. Ветер пригнул к земле дымы разожженных костров, река ворчала, по ней ходили волны. Вода прибывала, как при морском приливе, узенькая полоска пляжа стала еще уже. На обрыве загремели лиственницы и сосны. Соединенные усилия солнца, дыма и ветра разогнали мошкару. Девушки хватались за зеркальца, парни обливались водой, старались столкнуть соседа в реку — «лежбище» топотало, пело, орало, свистело, визжало, хохотало.
Уплетая у костра колбасу с хлебом, Вася радостно сказал:
— Братцы, а ведь неплохо! Речушка мне нравится.
Приятели согласились:
— Речушка подходящая.
С ними сидел Миша — плотный, краснощекий, с белыми, как у Васи, бровями. Только этим он и походил на порывистого Васю — Миша не торопился ни в движениях, ни в словах, он весь был какой-то солидный и уверенный, взрослый не по возрасту. У него был странный голос — такой же солидный, как и сам он, в каждом слове позвякивал металл. Вася окрестил его Мухой, он усмехнулся, но отзывался с охотой: видимо, и раньше не раз переиначивали его фамилию.
Второй солдат, Семен, пристроился к Светлане и Вале, знакомство там завязывалось прочное — он таскал воду для чая, резал хлеб, раскрывал консервы. Рядом с ними расположился — вокруг расстеленной скатерти — другой кружок: Вера с Надей, оба Внуковых и Виталий. На скатерти появилась бутылка с водкой, к ней жались граненые стаканчики. Первый Георгий поднес Вере, второй Наде, остальные разобрали порции без приглашения.
Вера выпила залпом. Виталий на этот раз справился хорошо. Георгий обернулся к сидевшей неподалеку Лене.
— Вы, случаем, не хотите? У нас грамм полета имеется.
Лена с негодованием отвернулась. Вася хмуро глядел на Внуковых.
— С утра наливаются! Паршивая овца заведется, все стадо испортит.
Миша спросил, прожевывая жесткий, как ремень селедочный хвост:
— Союзная молодежь или так?
Вася презрительно махнул рукой.
— Таких ни в одном коллективе не потерпят! В том-то и штука, что беспартийные.
— Ничего! — сказал Миша. — Комсомольская организация воздействует. В нашей части я был комсоргом — и не таких перерабатывали.
— Я предложу тебя в секретари, — пообещал Вася. — Там ведь будем разворачиваться на голом месте.
Миша заверил, что доверие оправдает. Васе явились новые мысли, он загорелся. Дело не в одних выпивках, но и в заигрываниях. Любезничать можно и в Москве, без комарья — не для этого они поехали сюда. Он не против девчат, как таковых, но надо смотреть печальной правде в глаза — одна легкомысленная девушка способна развалить большой мужской коллектив, если станет поощрять увивания.
Короче, он предлагает сплотиться в группу и всяким фантикам-мантикам, сюсюканиям о переживаниях и нюханьям цветочков объявить борьбу. Никаких девчат — вот его призыв!
— Я на девушек даже смотреть не собираюсь! — поспешно сказал Игорь, и его опухшее красное лицо еще больше покраснело.
— Мы теперь вроде трех мушкетеров! — с увлечением говорил Вася. — Трех мушкетеров тоже было четыре, как и нас. Великолепное содружество. Между прочим, их, как организованную группу, погубили женщины.
Мишу покоробило замечание о мушкетерах, название отражало давно пережитый уровень техники. Если уж именоваться по-военному, так звеном автоматчиков. И к сути ближе: два держат оборону с фронта, двое защищают фланги.
Соображения его показались основательными.
Из-за поворота, как бы прямо из леса, выплыл катер. На его корме, боках и носу виднелась четырежды повторенная надпись: «Лихой». Катер промчался мимо поселка и, завернув, понесся назад. На мостике грузный старшина суденышка, не то полупьяный, не то рассерженный, громовым голосом клял небо, землю и воду. Он соскочил на берег до того, как закрепили веревку, и погрозил кулаком Дмитрию.