— Успокойтесь, Даша, я же вас рекомендовала на место к князю Вуловину. И аттестат вам дала отличный. Без хлеба не останетесь, вам нечего грустить.
Даша вспыхнула. Румянец залил все ее доброе, заплаканное лицо.
— Барышня! Барышня! — всхлипнула она. — Да разве я об этом тоскую? Вас мне жалко, сиротинка вы моя болезная! Бедняжечка моя!
И она с плачем схватила руку своей барышни и начала целовать ее поверх черной лайковой перчатки. Что-то острое кольнуло в сердце Вавочку. Что-то теплой волной прихлынуло к горлу и защемило его. Ей вдруг на одну минуту до боли стало жаль оставлять Дашу, как единственного верного и преданного ей теперь человека. Захотелось уронить на грудь Даши свою изящную кудрявую головку и плакать, плакать без конца. Но тут же услужливая мысль подсказала Вавочке, какая огромная бездна лежит между нею, Варварой Павловной Рыдловой-Заречной, и мещанкой горничной, и она только сдержанно произнесла:
— И я вам желаю хорошо устроиться, Даша, прощайте!
Кивнула головкой и прошла в вагон.
Поезд тронулся. В окне замелькало красное от слез лицо Даши, махавшей платком. Она кивала головою Вавочке, плакала и что-то кричала.
Но Вавочка уже не видела и не слышала ее. Вавочка опустилась измученная и апатичная на диван вагона и стала думать, думать без конца…
Глава IV.
В неведомую глушь.
Третьи сутки едет Вавочка.
Она выходила в Москве, в Туле, в Самаре… Пересаживалась на другие поезда. Обедала на больших остановках, пила чай на маленьких, покупала и проглядывала газеты, но все это делала машинально, почти бессознательно, как автомат… Огромное давящее чувство безысходного, мучительного горя камнем лежало у нее на сердце. И во сне и наяву стоял перед ней покойный отец, единственный человек в мире, которого любила Вавочка.
Под шум колес она забывалась на минуту, чтобы в следующую проснуться снова и думать, думать без конца.
А в окне между тем картина сменялась картиной. Потянулись степи, могучие привольные башкирские степи, вольные, спокойные, далеко убегающие в даль… Небо голубело, не глядя на придвигающуюся осень. Дозревшая, сжатая рожь, еще не убранная, кое-где в снопах, золотилась на солнце, как золотые волосы сказочной Сандрильоны. Кое-где белыми пятнами метались горленки и чайки по синему воздушному полю неба… Где-то далеко синела темная полоса гигантской реки. Это Волга, красавица Волга, воспеваемая русскими поэтами, синела там у Самарского плеса. Но от полотна дороги она была почти не видима совсем.
Ближе казались горы… Меловые Жигули, которые дальше к югу после Стенькина Кургана вырастают в могучих гигантов, здесь они еще молоды и не так высоки.
А поезд бежит, мчится вихрем все дальше и дальше.
Ночь сменилась утром. На заре пролетели Самарскую и теперь выехали в Уфимскую губернию. Природа оставалась та же… Только степи и холмы, холмы и степи. Изредка березняковые рощи, жидкие лиственные леса, да горы повыше, поросшие зеленью, еще не успевшей пожелтеть в начале осени, блеклой и скучной.
Вавочка спала, подложив под голову «думку», ту маленькую атласную подушечку в сквозной кружевной наволочке, с которой не расставалась с детства.
Сладкие сны вились вокруг ее пепельной головки… Ей чудилось в ярких грезах недавнее былое.
Ей снился вечер. Первый вечер-бал, данный в честь ее выпуска из пансиона, отцом. Первый бал. Думала ли она, что он будет и последним.
Чудный весенний вечер благоухающего мая… Окна раскрыты настежь.
По проспекту, на который выходит занимаемый ими особняк, едут экипажи, автомобили, катят велосипеды. Все спешат на «стрелку», смотреть с Елагина Острова на закат солнца…
И она, Вавочка ездит туда с отцом каждый вечер в своем нарядном, как игрушка, шарабане. Это так модно и красиво! Но сегодня она дома. Сегодня она, Вавочка, нарядная и пышная, как маленькая голубая фея, встречает гостей на пороге их роскошной гостиной под руку с отцом.
Веселое девичье щебетанье, смех, говор, шутки, остроты… О, как весело это, как хорошо! А в окна вливается аромат молодой расцветающей липы и дивный майский вечер, благоухающий и юный, как мечта.
Смолкли шутки и смех… Заиграла музыка… Легко и плавно, воздушно и красиво несется она, Вавочка, в медленном темпе вальса… Ах, как хорошо…
Боже, как хорошо! Как хороша весна, воздух, синее небо, молодость!
Как хорошо носиться так по паркету и сознавать, что все любуются тобою, завидуют тебе!