— Что тебе нужно? — Максим рассержено на него посмотрел. — И где ты таких слов понабрался?
— Нашёл у старика в библиотеке словарь древнерусских слов! — гордо ответил Матвей.
— Нынешний хоть выучи. Что тебе нужно?
— Старик просил передать, чтобы ты к нему пришёл.
— Зачем?
— Этого не ведаю. Мне ведать млого не положено.
Максим недовольно встал с кровати:
— Не скучай. Надеюсь я ненадолго. — он с теплотой посмотрел на Анну и сердито на Матвея.
Когда шаги Максима, вышедшего из комнаты стихли, парнишка прыгнул на кровать к Анне. Он каждый день видел в доме Алексея Петровича одни и те же хмурые лица, которые с ним общаться совсем не хотели. Оставались только немецкие овчарки, которых ему было поручено дрессировать, и умный дом Адель. Ему было скучно, поэтому новое лицо в доме, в особенности женского пола, его сильно заинтересовало. Её он ещё не донимал вопросами, надо исправлять.
— Я слышал от Руслана ты работаешь журналистом? — спросил Матвей.
— Да, — Анна села на край кровати. Разговаривать парнишкой ей не сильно хотелось, но и уйти от его расспросов она не могла. — А ты чем занимаешься? — она решила поддержать начавшийся диалог.
— Я собак дрессирую. Овчарок. Они иной раз бывают по лучше многих людей. Пусть немцы, а добрые. Они меня любят, не то что люди.
— Не все немцы злые. Среди них много хороших людей, — ответила Анна. — Не нужно всех приравнивать к нацистам.
— Я таких не знаю. На моём веку все немцы и прочие из числа «высших рас» меня только били и насмехались.
— На моём веку… — Анна рассмеялась. — Сколько тебе лет и где твои родители?
— Бог даст по осени будет шестнадцать, — Матвей говорил так специально. Ему нравилось, как девушка улыбается. Она красивая, Максиму с ней повезло. — Родителей немцы убили, когда я был маленьким, до пяти воспитывался бабушкой, когда её не стало, отдали в детский дом. Там я пробыл шесть лет, пока на прогулке мне не встретился немец, он был старше меня на пару лет, смеялся над моей одеждой и прочее. Я ему всёк, да так, что глаз у него синий стал. Меня хотели тут же выпороть прямо на месте, но на счастье попался я на глаза старику. Тот вытащил меня из передряги, взял к себе, стал учить наукам, за работу по дому на карманные расходы давал, прав мне чутка прибавил. Даже в кино в Плескау могу ездить смотреть, мне американское нравится, его хоть и редко показывают. — он опустил взгляд в пол. — Да один расклад. Сирота я.
— Я тоже своих родителей не знаю меня… — Анна начал говорить, но Матвей её перебил.
— Тебя воспитывали немцы, как Максима и старика. Не трудно догадаться. Была бы ты, как я, тебе бы в жизни не работать журналистом и не ездить на такой крутой тачке. Видел её в гараже. В Плескау не у многих немцев есть такая. Мощная. Что не говори, а машины нацисты делать умеют. Когда-нибудь у меня тоже будет крутая тачка. Я вообще мечтаю сам создавать транспорт. Пусть язык у меня не богат, зато в черчении достиг не плохих успехов. К слову ещё одно моё развлечение, кроме собак и разговоров с Адель. Пусть она работает у нас в доме, но мне кажется она нацистка, не хочет по моей просьбе имитировать женский оргазм. Любому бы немцу, наверняка, бы отдалась, будь она человеком.
— Что? — Анна не могла сдержать смех. Матвей говорил всё, что думает. — Не язык у тебя, а…
— Помело! — Матвей лёг на кровать и посмотрел в потолок. — Знаю. Старик мне часто об этом говорит. — Его лицо сделалось серьёзным. — А всё-таки я вот не пойму, Максим понятно, его с детства обрабатывали, а ты почему здесь? У тебя есть работа, деньги и машина. У тебя даже права, как у любого немца. Но ты с нами! — парнишка подозвал Анну к себе и шепнул ей на ухо. — По секрету скажу, я тут давеча досье на агентов сшивал, напряг меня старик, и там твоё было. Сюда много людей приходило, богатых и бедных, но таких, как ты, не считая Максима, ещё не было. Ты, как и Алексей Петрович, у вас было всё, но вы хотите падения Рейха не меньше тех, кому повезло многим меньше чем вам.
—Усвой раз и на всегда. Не бывает плохих наций, есть плохие люди, — Анна прекрасно понимала, что Матвей специально делает вид, что глупее, чем на самом деле. Поэтому ей всё-таки хотелось донести до него правильные мысли. В этом доме кроме Алексея Петровича и собак, судя по всему мало кто относился к нему с добротой. — Моя фамилия Ланге, мои приёмные родители владельцы магазинов одежды, все марки, которые ты мог видеть в рекламе продаётся у них. Заметь, может они и немцы, никогда они не считали меня человеком второго сорта, не пытались навязать культуру и даже позволили мне выучить русский. Они хорошие люди.