На востоке, где Изяслав с дружиной должен был ждать условленного сигнала, Всеволод увидел мчащуюся в спины наемникам конницу.
- Рано! Рано, брат! Куда! – закричал Всеволод с горечью, будто верил, что Изяслав его услышит. – Не врубились еще светоградцы в ряды ополченцев, не увязли еще.
Изяслав со страшной силой врубился во врага, давя без разбору. Всеволод издалека видел его широкие, размашистые движения и надеялся только, что рядом с ним опытные воины, которые смогут при случае помочь князю.
И будто вторя его мыслям, с юга раздался грохот, топот сотен копыт. В спину северомирской коннице уже неслись дружинники Владигора и сам он впереди на своем необыкновенно крупном жеребце. Как в страшном сне видел Всеволод, как эта лавина сметает конницу Изяслава.
- Вперед! – выдохнул Всеволод, потому что ждать дольше было нельзя. – Выше поднять стяги!
Черные знамена с вышитой серебром волчьей мордой взметнулись вверх, и Всеволод увидел краем глаза, как зашевелилась, затрепетала березовая рощица на востоке, как, словно черная хищная птица, вылетела из рощицы северомирская конница.
Убедившись, что свои не подвели, Всеволод пришпорил коня и рванулся на выручку к Изяславу. В пылу боя он не заметил, что северомирские дружинники далеко отстали от него и только Боян по-прежнему рядом.
Ополченцы в центре дрались упорно. Сила удара здесь ослабела, и князь верил, что они устоят. Справа северомирские дружинники, среди которых много опытных воинов, должны потеснить светоградцев. А вот там, где дрался брат…
Всеволод отчаянно пришпорил коня и продолжал прорываться туда, где упал уже бугровский стяг, где князь уже метался бессмысленно, не понимая, где свои, где чужие. Его прикрывали бугровские дружинниками. Но светоградцев оказалось слишком много. Вот один пеший воин зацепил князя за ногу, другой накинул веревку, и Изяслав опрокинулся на круп лошади, вываливаясь из седла.
Оттеснив бугровцев, Изяслава окружили светоградцы и поволокли связанного князя за собой. Видя все это, Всеволод, топча и расталкивая светоградцев, проделывал путь к брату. Догнав, он на ходу успел перерезать веревку, на которой волокли Изяслава, потом соскочил с коня и прикрыл его собой. Их окружили светоградцы, но подоспели и бугровские дружинники, так что не было перевеса ни в одну, ни в другую сторону.
Вдруг сквозь мелькание щитов и мечей Всеволод разглядел приближающуюся огромную фигуру.
Владигор, словно сам бог Перун, возвышался над другими ратниками. Разя мечом каждого, кто оказывался у него на пути, он пробивал себе дорогу прямо к Изяславу. Тот, еле успевая отбиваться, тоже увидел своего врага и оглянулся на брата в поисках поддержки.
Успев дать знак Бояну, Всеволод выступил вперед и отразил первый удар Владигора, предназначенный Изяславу. Владигор, видимо, не узнал Всеволода, потому что все внимание его и вся злоба были направлены на бугровского князя. Оттолкнув меч Всеволода, Мирославич взглянул в его лицо и страшно перекосился.
- Вот и ты явился! – завопил Владигор, бросаясь вновь на Всеволода. – Готовься с пращурами встретиться!
- Охолонись, Владигор! – отбил Всеволод его очередной удар. – Не враги мы! Нече нам делить!
Но брат Забавы только с большим остервенением кинулся на зятя, стараясь достать его мечом. Всеволод понял, что никакие слова сейчас не найдут отклик в сердце его врага. Владигор был страшен: с перекошенных губ брызгала слюна, глаза горели жаждой крови.
Сделав обманное движение, он сумел ранить Всеволода в плечо. Всеволод оступился, и, если бы не верный Боян, Владигор зарубил бы его, но вестовой успел выставить вперед меч. Как подкошенный упал он под ударами Владигора, но это дало время Всеволоду.
Немыслимым усилием воли он переборол себя и снова ринулся на Владигора. Кровь хлестала из раны, и, слабея, князь понимал, что недолго сможет сдерживать врага. Мельком взглянул он на запад, где в водах реки уж тонуло солнце, и сам не понял, как пришли в голову будто всю жизнь знаемые слова:
- Стрелы Перуна бессильны днесь. Сила Рода проснулась в крови. Долг Мокоши уплачен. Истинный облик свой яви!
В следующее мгновение Изяславу показалось, что он умер и находится уже на дороге к Нави, потому что время будто остановилось, стихли все звуки и все воины, и свои, и светоградские, застыли, точно окаменели. А в центре не было больше Владигора и Всеволода – черный волк с израненной передней лапой огрызался на громадного рыжего оленя.
Волк слабел, олень же привставал на задние ноги, норовя ударить его передними копытами. Волк пригибался к земле, уворачивался и огрызался. Резко отскочив в сторону, он снова кинулся на оленя и вцепился ему в шею, повалил на землю. Острые клыки нашли пульсирующий сосуд и перекусили его. Из кровавой раны ручьем потекла кровь. Олень захрипел, забился в предсмертных судорогах.
Разжав пасть, волк отполз в сторону и встал на ноги. Покачиваясь от слабости, он окинул глазами поле боя, как вдруг острая боль пронзила его под ребром. Так входит в живую, трепещущую плоть острый клинок. Закатив глаза, животное осело на окровавленную землю.
Глава 20
Больше недели уже в Северомирске не получали вестей из Бугрова. Забава, не знавшая уже, как унять тоску, занимала себя тем, что ежедневно в сопровождении Ратибора и еще двоих дружинников выезжала за городскую стену и поднималась на холм, с которого видна была дорога на Бугров и гряды Перуновых гор.
Как ни успокаивала ее Раска рассказами о силе и непобедимости князя, страх за мужа с каждым днем все сильнее сковывал сердце Забавы. Еще более беспокоило ее то, что Всеволод перестал откликаться на ее мысленный зов. Она по-прежнему чувствовала мужа, ни с чем не могла спутать то тепло, которое разливалось в душе, когда думала о нем, но то ли он весь был погружен в ратные труды, то ли что изменилось в ней самой - Забава ощущала мужа иначе. А однажды, привычно потянувшись к нему, услышала лишь глухой, едва различимый отклик.
Будто крутым кипятком окатило княгиню, сердце замерло от страха. Отложив все дела, запершись в опочивальне, она прикрыла глаза и всей силой своей обратилась к мужу. Голова закружилась от напряжения, в глазах замелькало, и она услышала голос. Он был очень слаб, будто человек ранен или болен, в нем были родные ей нотки, но звучало в нем и что-то чужое, незнакомое. Устало опустившись на лавку, Забава бессмысленно глядела в одну точку. Скользкой гадиной вползала в ее сознание мысль, что прежнего Всеволода нет в Яви. И когда княгиня ее осознала, вся сила ее всколыхнулась.
«Пусть раненый, больной, калека – пусть! Найду, из Нави вырву, никому не отдам!» - думала она, выбегая из комнаты и направляясь к тому, кто, казалось, мог ей помочь.
- Ратибор! – окликнула княгиня дружинника.
Он на заднем дворе показывал северомирской ребятне свое ратное мастерство. Кивнув мальчишкам и натянув на тело длинную рубаху, Ратибор подошел к Забаве. Высокий, метра два ростом, возвышался он над ней и, улыбаясь, стирал со лба капельки пота.
- Ратибор, - повторила Забава, ничуть не смущаясь и не замечая его мужской силы и красоты, - собери человек пять дружинников, завтра на рассвете едем в Бугров.
Лицо воина изменило выражение.
- Нельзя тебе в Бугров, княгиня! – ответил он строго. – Кабы я мог, так давно бы уж был там, да князь Всеволод наказал тебя в Бугров не пускать и самому при тебе оставаться.
Забава решительно сдвинула брови.
- То давно было, Ратибор, - упрямо покачала она головой, - сейчас князю может быть помощь нужна…
Но как ни убеждала она дружинника, как ни грозила, он ни за что не соглашался ехать в Бугров с ней и обещал не пускать, если она решит отправиться одна.
Ничто не удержало бы Забаву в Северомирсе, да к вечеру повалили толпы людей, бежавших из Бугрова и соседних деревень. Уставшие, измученные долгой дорогой шли они. Были здесь и свои, светоградские, и северомирские, и много разного народа, спасающегося от смерти да разорения.