Я отправился в библиотеку, сидел там как прикованный часа три или четыре, знакомясь с тарантулами и крестовиками. На обратном пути я не удержался от искушения заехать на Никитинскую и блеснуть только что приобретенными знаниями. Но я не успел даже рта раскрыть.
— Дядя Эй, смотри, как я штаны снимаю, — крикнула мне Аллочка.
Я, не раздеваясь, выглянул из прихожей в комнату. Около большого кресла стояла мама Рита, а в кресле, запрокинувшись в акробатической позе на спину, лежала моя племянница и, двигая ногами в воздухе, каким-то ей одной известным способом довольно ловко и быстро сдернула штаны.
— Прямо цирк, — похвалил я.
Но она мою похвалу пропустила мимо ушей.
— Слышал, как стреляет?
— Что стреляет?
— Не знаешь? Током стреляет. Я когда гребешком причесываюсь — стреляет и когда снимаю штаны — стреляет. Мам, почему без проводов стреляет?
— Потому что синтетика.
— А что такое синтетика?
— Надевай скорее рубашку, не стой раздетая. Сколько я с тобой буду возиться, — рассердилась мама Рита.
— А я хочу чаю, — захныкала девочка. — Я хочу чаю.
— Готовлю, готовлю я тебе чай, — отозвалась с кухни баба Валя.
— Избаловала тебя твоя бабушка, — недовольно заметила мама Рита. — Никто на ночь глядя чай не пьет. — Она укутала дочь пледом и посадила в кресле, как куклу. — Сиди жди.
Алла сразу перестала хныкать и улыбнулась мне, довольная, что ей удалось отвоевать еще несколько минут бодрствования.
— Почему синтетика, дядя Эй? — спросила она, возвращаясь к прерванному разговору об электричестве.
— Что почему?
— Мама говорит «синтетика», а ты что говоришь?
— Я молчу.
— Почему молчишь?
— Потому что с тобой невозможно разговаривать простому советскому человеку. Каждый твой вопрос требует специальных знаний. Чтобы ответить, почему в твоих штанах стреляет электричество, я должен завтра пойти в библиотеку и заглянуть в учебник физики. А в раздевалке — очередь. И в читальном зале не сразу свободное место найдешь. Что прикажешь делать? Я же не энциклопедия. И мама твоя не энциклопедия.
— А Леля?
— И Леля тоже не энциклопедия.
— Ладно, не ходи, — пожалела меня Алла. — Я завтра у Дениски спрошу. Он все, все знает, даже про динозавров.
— Что еще за Дениска?
— В садике у них появился мальчик, — сказала мама Рита. — Мы теперь только и слышим по каждому поводу: Дениска, Дениска.
— Да, мама, он все, все знает. У него папа — пожарник.
Появилась наконец из кухни баба Валя с чаем. Она отлила из стакана в блюдечко и поднесла к губам внучки.
— Попробуй, горячо?
— Нет.
Отпила несколько глотков и развела удивленно руками, приглашая всех нас полюбоваться на блюдечко с чаем в руках бабы Вали:
— Не горячо, а пар идет.
Мир продолжал удивлять нашу девочку, и я подумал, что только изучением жизни пауков не отделаюсь. Придется, видно, заняться и паром, и электричеством.
Дениска
Итак, у всех нас, взрослых людей, отвечающих на Аллочкины «почему», появился соперник — Дениска. Очень скоро он приобрел просто угрожающее влияние на нашу девочку. Я забежал вечером передать бабе Вале палочку дрожжей, которую ей послала баба Ната. Приближался праздник 7 Ноября, и на Никитинской к этому дню собирались испечь пирог с яблоками. Баба Валя улыбнулась и сказала:
— Вот спасибо.
Мама Рита тоже улыбнулась, но потом все же сказала:
— Стоило из-за этого приезжать из Березовой рощи.
Аллочка не улыбнулась и ничего не сказала. Она зажмурила один глаз, другой раскрыла так широко, что он стал бессмысленно пялиться на меня, перекосила рот, собрала складками нос.
— Что такое? Что такое? — ужаснулся я.
— Спроси, спроси у нее, — грустно попросила мама Рита. — Я не могу смотреть на такое безобразие. Я устала с ней бороться.
— По-моему, ты неправильно себя ведешь, барышня, — начал я по просьбе своей сестры отчитывать девочку. — Вместо того, чтобы сказать что-то веселое, приятное, ты мне показываешь бог весть что.
— Это ты себя неправильно ведешь, — крикнула она, закрыв второй глаз, и широко и бессмысленно раскрыла первый. — Ты должен сказать: «Хорошая рожа».
— Ужасная рожа.
— Нет, ты должен сказать: «Хорошая рожа». А я скажу: «На кого похожа?» А тогда ты скажешь: ужасная или не ужасная. А так не по правилам.
— Алла, прекрати сейчас же, — потребовала мама Рита.
— Нет, подожди, — остановил я ее. — Кто же научил тебя этим правилам?
— Не скажу.
— Разве это секрет?
— Секрет — не секрет, а не скажу. Дениска — вот кто.
Разговаривая со мной, она показывала одну рожу за другой. И при этом искоса поглядывала в трюмо, рядом с которым я стоял, контролировала себя.
— Восемь, — сказал я.
— Что восемь? — не поняла баба Валя.
— Твоя внучка мне показала восемь различных рож
— А Дениска, знаешь, сколько может показать? Двадцать пять — вот сколько. Такие смешняцкие рожи — обхохочешься.
— Прямо не знаю, как ей запретить кривляться. Мы с бабой Валей просто бессильны перед этим бедствием.
— Нет, мамочка дорогая, нечего запрещать, Луфинесу можно, а нам нельзя? Да?
— Кому-кому можно? — не поверил я своим ушам.
— Фантомас разбушевался — вот кому. Понятно?
— Луи де Фюнесу, ты хотела сказать. Ты разве смотрела «Фантомаса»?
— Дениска смотрел.
— Вот и поговори с ней после этого, — покачала мама Рита головой. — У них там эпидемия. С появлением Дениски все друг другу показывают рожи.
— И ты показываешь, — сказала девочка. — Ты сама показываешь, — и передразнила: — Бе-бе-бе.
— А ну-ка!
Мама Рита схватила дочь за руку и потащила в другую комнату.
— Все равно буду показывать, все равно, — раздалось из угла.
Моя сестра вернулась сердитая, на лбу у нее собралось столько морщин, что баба Валя не выдержала и сказала:
— А между прочим, Алка правильно подметила. Посмотри на себя в зеркало. Ходишь нахмуренная, как будто тебе все здесь враги. От твоего взгляда молоко скисает в ту же минуту, как только ты его покупаешь.
Лицо мамы Риты сделалось еще более неприятным, высокомерно отчужденным.
— Молоко скисло, потому что бидончик надо мыть горячей водой, а не споласкивать под краном кое-как, — сухо ответила она.
Авторитет Дениски рос не по дням, а по часам. Даже тетя Леля не могла его ниспровергнуть или хотя бы поколебать. Сели мы в кружок петь песни. Я пою правильно, баба Ната поет правильно, тетя Леля поет правильно, а наша девочка вопреки всякой логике заменяет одни слова другими, и получается у нее:
— Долго в степях нас держали, долго нас голод молил.
— Подожди, подожди, — остановила Леля, — не в степях, а в цепях, и не молил голод, а морил.
Но Аллочка покачала головой и заявила:
— А Дениска так поет. И я буду так петь. Только так.
— Но это же неправильно. Спроси у кого хочешь.
— А Дениска так поет.
— Я твоего Дениску с перчиком съем, если он не научится правильно петь хорошие песни.
— А он разве виноват? — пожала плечами девочка. — Он так поет, и я так хочу петь.
Но это было еще полбеды, вскоре Дениска научил мою племянницу петь частушки: «Эх, яблочко, да на тарелочке, два матроса подрались из-за девочки».