— Можно без шаров. Составим общий список выдвинутых и сразу поднятием руки проголосуем.
— Эй, опчества, как у вас там? Сговорились, что ли?
— Все подали, Семен Митрич. Я уже их вписал в общий список.
Писарь подал председателю список.
— Теперь на двор голосовать пойдем, — сказал Митрич.
Народ повалил на улицу. Мы сговорились со стариком, что предложим сначала выбрать председателя, а потом проголосуем список членов комитета.
Старик вышел на крыльцо. Рядом с ним — писарь со списком.
— Приступаем к выборам новой, народной власти! Сначала нам надо выбрать председателя, а потом проголосуем список членов комитета. Возраженьев не будет?:
— Согласны!
— Кого председателем? Называйте.
— Митрича! Митрича! — дружно заголосил сход.
— Сорокина! — крикнуло несколько голосов.
— Богатеи кричат, — шепнул мне Спиридон. — Сорокин — зять старшины.
— Голосуем Сорокина, — объявил было старик, но сход запротестовал:
— Тебя, тебя сначала! Зачем Сорокина?
— Ладно уж, голосую меня. Кто за меня, поднимите руку.
Как лес, поднялись руки,
— Считать, что ли?
— Что там считать. Единогласно!
— Кто за Сорокина?
Ни одной руки не поднялось.
— Ишь, спрятались, выставили, а не голосуют! — смеялись мужики.
Комитет дружно проголосовали списком.
— Ну вот, граждане, теперь мы избрали свою новую, народную власть, — сказал Митрич и обратился ко мне: — А теперь что еще нам надо сделать?
— Я думаю, следовало бы составить приговор, чтобы Временное правительство приняло меры насчет прекращения войны и возвращения солдат к своим семьям и хозяйствам.
Старик согласился.
— Теперь, — объявил он сходу, — насчет войны нам надо приговор составить.
Сход напряженно загудел.
Я попросил слова. В краткой речи обрисовал им положение страны и наших армий на фронтах. Выложил все, что мы обсуждали в наших дискуссиях на каторге. Закончил призывом добиться окончания войны во что бы то ни стало.
— Нужно добиваться, чтобы Временное правительство заключило мир и вернуло солдат к своим разоренным хозяйствам, — сказал я.
— Правильно! Скорее чтоб домой. Навоевались, довольно! — взволнованно гудел сход.
— Приговор составим. Писарю поручим, а комитет подпишет. Теперь все, кажется? — спросил меня старик.
— Пожалуй, что все. Нужно за работу взяться.
— Товарищи, мы все вопросы решили. Объявляю сход закрытым.
Крестьяне, не торопясь, стали расходиться. Площадь перед волостным правлением постепенно пустела.
Мы со стариком пошли к нему на квартиру. Возле дома нас догнали Ванюха и инвалид Прокопий. Мы остановились.
— Ну что, ребята, нашли? — обратился к ним Митрич.
— Всех нашли, — весело объявил Прокопий, — даже больше: помощника пристава с урицким урядником прихватили. Нашего-то дома застали. Смотрим, бутылка, рюмки на столе. Спрашиваем: «Кто у тебя был?» — «Урицкий урядник, — говорит, — был с помощником пристава». — «А где они?» — «Сейчас только на Усолье выехали». Мы приказали уряднику никуда из дома не выходить, Кирюху оставили его караулить, а сами махнули вслед за помощником пристава. Верстах уже в пяти догнали. Едут себе легонько в бричке, а мы им: «Ваше благородие, минуточку!» Испугались. «Что, — говорит, — вам надо?» А мы ему: «Вертайте, ваше благородие, обратно, сход вас требует». Я на него берданку навел. «Вы, — говорю, — ваше благородие и господин урядник, ваши револьверики дайте сюда и сабельки тоже». У обоих руки трясутся. Вместе с поясами револьверы отдали и сабли тоже. На обратном пути и нашего урядника прихватили. В холодной теперь, вместе со старшиной сидят. Ребята за стражниками пошли, а мы — к вам.
Я сказал старику, что надо к арестованным хороший караул поставить, чтобы не скрылись. А завтра в Иркутск их под конвоем отправим.
Прокопий и Ванюха пошли в правление, а мы со стариком — в его избу. Детишки и молодуха уже спали, а старуха дожидалась нас. На столе шумел самовар.
— Заждалась я, — заговорила она. — Самовар-то несколько раз уж переставал шуметь. Приутомились, небось?
— Новую власть, старуня, выбирали. Войну, может, скоро кончать будем. Может, Илья вернется, — проговорил, понизив голос, старик, чтобы невестка не услыхала.
— Ой, да что ты! Дай-то бог, — старуха глубоко вздохнула и перекрестилась. — Младшенького-то, Ни-колушку, убили, вот и молим бога, чтобы Илья вернулся…