— Ну, старуня, покорми нас, проголодались мы, да спать гостя дорогого укладывать надо…
Чай пили молча. Каждый думал свою думу. После чая я свалился, как мертвый, и крепко заснул.
Проснулся от шопота и тихих шагов. Открыл глаза и долго не мог сообразить, где нахожусь. Перед глазами — тесовые полати. С них свешивались две детские головки. Ребята с любопытством смотрели на меня.
Воля!.. Я поднялся на постели и обернулся. Старики и невестка пили чай. От их шопота я и проснулся.
— Ну, вставайте, вставайте! Я уже хотел будить вас да старуха остановила. «Пусть, — говорит, — поспит. Первую ночь на воле-то живет».
Напились чаю. Я поблагодарил хозяев, и мы со стариком ушли.
В волости уже собрались все члены комитета и ждали нас. Там же были инвалид Прокопий, Ванюха со своими ребятами и Спиридон. Пришли мужики посмотреть, как будет заседать новая власть. Первое свое заседание комитет открыл в волостном присутствии.
Члены комитета уселись вокруг стола. Я предложил оформить сначала президиум комитета, выбрать двух заместителей председателя, секретаря, назначить казначея, пересмотреть состав сотских, десятских и всех остальных должностных лиц волости, а потом уже составить повестку текущих вопросов.
Выборы заместителей и пересмотр состава должностных лиц мы провели быстро. Одним из заместителей выбрали Спиридона. Секретарем комитета назначили бывшего волостного писаря. Одного заместителя назначили казначеем и поручили ему все налоговые и другие финансовые дела.
Назначили делегацию во главе с Прокопием — поехать в Урицк с предложением арестовать станового пристава. Спиридона с ребятами назначили сопровождать арестованных старшину, помощника пристава, урядников и стражников в иркутскую тюрьму.
Я случайно взглянул на стену и увидел портрет царя. Во вчерашней суматохе его не заметили.
— Это теперь надо уничтожить, — показал я на портрет.
И то, спохватился старик, — к чему он теперь… А нуте-ка, ребята, возьмитесь за него.
— А мы сейчас… — и ребята начали стаскивать портрет со стены. — Какой, чорт, тяжелый…
— Раму-то, раму не сломайте! — волновался Спиридон. — Золоченая она, на опчественную пользу пойти может.
Ребята со смехом потащили портрет на улицу. За ними выбежал Спиридон — спасать раму.
Целый день работал комитет. Много решений записал в протокол бывший волостной писарь, теперь секретарь комитета.
Комитет отменил все местные поборы и штрафы. Избрали комиссию по пересмотру недоимок, по освобождению от них солдатских семей.
Работу закончили поздно вечером. Я попросил комитет отпустить меня. Все согласились.
Пока мы ужинали у Митрича, к воротам подъехали сани, запряженные парой лошадей. На санях сидели парни. Они с шумом и смехом ввалились в избу.
— Готово, дедушка Семен, — отрапортовал Ванюха.
Я попрощался со стариками и вышел.
Сели в сани. Ваня гикнул на лошадей, и мы понеслись вольными птицами.
Лошади быстро несли нас на перевал. Я оглянулся. Централ утопал в ночном мраке. Фонари светились на сторожевых вышках.
Лошади бежали легко, постукивая копытами по утоптанному снегу. Вот и Ангара. Лошади шагом пошли по льду. Река ощетинилась причудливо навороченными друг на друга льдинами.
Въехали в Усолье. Соляные вышки черными силуэтами выступали в темноте. Село спало. Через десять минут мы были уже на станции.
Я постучал в дежурную.
— Войдите. Что вам надо? — И, не дав мне ответить, дежурный быстро заговорил: — Вы, должно быть, амнистированный. По арестантской куртке узнаю. Много вчера ваших проехало.
Ребята начали стаскивать портрет со стены.
К стр. 320
— Да, я вот задержался, отстал. Проехать бы мне до Иркутска. Денег на билет нет.
— Вы не беспокойтесь, я вас отправлю. Сейчас поезд подойдет.
Дежурный надел свою красную фуражку, и мы вышли на перрон. Поезд, громыхая, подошел к станции. Дежурный что-то сказал старшему кондуктору. Тот кивнул головой.
— Садитесь вон в тот вагон, — сказал он мне.
— Амнистированный, должно? — спросил меня проводник. — Отмучились, отдохнете теперь на воле. Ну, спите до Иркутска. Там ждут, небось.
Опять мерно постукивают колеса, как они постукивали, когда я ехал на «Амурку». Но теперь другие чувства пробуждались во мне. Я как будто выходил на новые необозримые просторы. Мерное движение поезда постепенно успокаивало меня, мысли приходили в порядок, обращались к завтрашнему дню, к близким встречам, к новой жизни на воле.