В обширных комнатах купеческого дома стоял полумрак. На окнах были опущены китайские шторы. Навстречу нам вскочил с лаем огромный пес. Но, увидев Наташу, он стал ласкаться.
Из-за двери, к которой мы подошли, послышался низкий грубый голос:
— Наталья, ты?
— Я, Витим Софронович, с мальчонкой.
— Веди сюда.
Мы вошли в обширный кабинет. Прямо перед дверью, в глубоком кресле, спиной к письменному столу сидел грузный, высокого роста человек. Это и был хозяин — купец Козырев.
Волосы на его голове были всклокочены, рот закрывали нависшие полуседые усы. Одет Козырев был в халат темнокрасного цвета с толстым шнуром и кистями. Большими, навыкате, глазами купец уставился на меня.
Я заметил на столе бутылки и рюмки, тарелочки с закусками. У стен кабинета стояли шкафы, диван и кровать. Над кроватью висели три ружья.
Хозяин оглушил меня своим рокочущим басом:
— Так это ты служить у меня хочешь? Вором хочешь быть?
У меня от страха перехватило горло, и я пролепетал:
— Нет… не хочу…
_ Нет? Вот как! Вором не хочешь быть? Ну, это ты, парень, врешь. У меня все приказчики воры.
— Да не пугайте вы мальчонку, Витим Софронович, — вступилась Наталья, — какой же еще из него вор…
— А верно, он еще не вор, но обязательно будет вором… или дураком, как наш Егор… Пьян он, небось?
— Нет, только перегаром от него несет.
— Перегаром?.. Всегда раньше меня пить перестает, хрыч старый. А мальчишку я возьму. У него кто, отец, что ли?
— С отцом он.
— Пусть отец завтра приведет его в магазин, там договоримся… А Егор, говоришь, не пьет? Будто барометр: как у меня запой к концу, так и он бросает. И всегда ведь, прохвост, на день раньше меня! Никак не могу его обогнать… Ну, идите…
Марьюша была довольна, что удалось меня пристроить. Я же не очень этому радовался.
— Зачем он сказал, что я буду вором? — спросил я Наташу.
— Ах ты, глупыш! Да ведь он это в шутку. Он всех своих приказчиков ворами зовет.
— Ой, батюшки! Да почему же он это так? — удивилась Марьюша.
— Это он, когда пьет. Трезвый он — ничего…
На следующий день мы с отцом пришли в магазин. Козырев стоял за кассой.
Волосы на его голове были причесаны, и он имел совсем другой, преображенный вид. Козырев сразу узнал меня.
— Ага! Малыша привел, — обратился он к отцу. — Вот новый приказчик, принимай! — сказал он красивой женщине, стоявшей у прилавка. — Доброе дело. Одевать, кормить буду и три рубля в месяц положу. Согласен, что ли?
— Спасибо, добрый человек. Несмышленыш еще он; по-отечески уж вы с ним…
— Ладно, ладно. Задаточку, небось, тебе?
— Десяточку бы, если ваша милость будет.
— Много. Пятерку на первый раз дам! А там, когда еще приедешь, посмотрим.
Отец взял у Козырева деньги. Потоптался, погладил меня по голове, поклонился купцу и купчихе, надел шапку и вышел из магазина.
От ящиков, кулей, бочонков в магазине было тесно. Покупатели ходили между ними, высматривая, что купить. Козырев и его жена попеременно стояли у кассы. Приказчики тут же отпускали товары.
— Павел, наставляй мальчишку, — обратился купец к старшему приказчику.
Покупателей было еще немного. Павел стал показывать мне товары. Показывая, называл их и наказывал: «Хорошо запомни. Повторять не буду». Так он перечислил множество названий, которые я, конечно, не мог сразу запомнить и тотчас же перепутал.
Потом Павел подвел меня к хозяину. Купец преподал мне такое наставление:
— Есть можешь все, что хочешь. Но не смей ничего выносить без моего разрешения. Не смей курить! Не смей пить водку! Не смей брать у покупателей деньги или подарки. Если проштрафишься, выпорю!
Последнее он сказал с таким выражением, что у меня не осталось никакого сомнения, что он меня выпорет, если я проштрафлюсь.
Купчиха стояла тут же и с любопытством наблюдала за моим «учением». Браслеты, кольца на ее пальцах, брошь на груди и серьги сверкали в полумраке магазина.
От всех разговоров, от многочисленных названий товаров, от хозяйских наставлений у меня шумело в голове. Я зашел в заднюю комнатку, сел на мешок с мукой и закрыл глаза. Мне казалось, что я никогда не смогу запомнить проклятых названий товаров.
Приказчиков на службе у Козырева состояло шесть человек. Старший приказчик, Павел Семенович, был человек лет двадцати пяти, среднего роста,„гибкий и расторопный, с румяным лицом, небольшой светлой бородкой и небольшими усами. Волосы его вились, живые голубые глаза светились. Был он красив, с покупателями ласков. Но когда задумывался, глаза его делались злыми.