Драма в нерчинской тюрьме, где несколько политических заключенных в знак протеста против порок и других зверств тюремщиков покончили жизнь самоубийством, эхом отозвалась по всей России. Подъем революционного движения, вызванный Ленским расстрелом, вынудил царское правительство прекратить кровавые репрессии в тюрьмах.
Двери всех камер каторжного централа всегда были на замке. Выход в уборную не разрешался, и заключенные пользовались парашами — распиленными пополам бочками с плотно пригнанными крышками. Громкие разговоры и пение в камерах запрещались, однако это запрещение поддерживалось только окриками надзирателей; нарушение особых наказаний за собой не влекло.
В шесть часов утра происходила поверка заключенных. По окончании поверки очередные уборщики камер одевались. Надзиратель открывал двери. Одни уборщики выносили параши, другие шли с ушатами на кухню за кипятком, третьи — за хлебом. Камерные дежурные открывали форточки, подметали пол. Пока шла уборка, каждый арестант сидел на своем месте на нарах, свернув постель. По окончании уборки пили чай — некоторые за столом, большинство на нарах.
После утреннего чая писали письма, читали книги, занимались починкой одежды, кое-кто растирал отекшие за ночь ноги. Работающие в мастерских шли на работу. В камерах оставались главным образом долгосрочные, которых администрация не допускала в мастерские. Потом выводили на прогулку. Камеру открывали, и ее население с радостным шумом, с кандальным звоном волной прокатывалось по коридору, чтобы в течение пятнадцати минут надышаться на сутки свежим воздухом.
Но вот раздается голос надзирателя:
— Кончай прогулку!
Лениво, неохотно тянутся серые фигуры по двору в свои душные, сырые камеры.
Опять кто читает, кто пишет, кто слоняется по узенькому пространству между столом и нарами.
Группа математиков примостила на нарах черную доску и трудится над формулами.
Наступает обеденное время. Надзиратель открывает двери.
— Выходи за мясом!
Дежурный по камере идет на кухню. Принесли мясо. Камерные старосты разрезают его на микроскопические кусочки по числу жителей камеры. Эту сложнейшую операцию проделывают со всей тщательностью, прилагают большие старания, чтобы кусочки были равны, чтобы на каждый пришлось одинаковое количество жира. Десятки голодных глаз наблюдают за старостой.
Окончив операцию, он командует:
— Разбирай мясо!
Каждый берет кусочек и тут же немедленно съедает. Только немногие, более выдержанные, оставляют мясо к обеду.
В двенадцать часов идут за обедом. Старосты разливают по мискам «щи» — воду с небольшим количеством капусты и блестками навара, который тоже надо равномерно распределить. Иногда приносят гороховый суп. В нем обычно густо плавают черви. Староста сначала вылавливает червей, а потом уж разливает суп.
После обеда дежурные моют ушаты и приносят кипяток. Любители располагаются пить чай. В пять часов из мастерских возвращаются мастеровые, поднимая шум по коридорам. Но вот двери камер захлопываются, и опять наступает тишина. В шесть часов вечера раздается команда: «За ужином!»
На ужин — жидкая кашица из гречневых охвостьев. Ее не любят, едят почти с отвращением.
В семь часов — уборка. Выносят параши. Моют ушаты после ужина. Приносят кипяток. Уборка кончается.
— Становись на поверку!
Гремят замки, открываются двери. Помощник начальника, иногда старший надзиратель, проверяет, записывает. Стучат по решеткам молотки, иногда осматривают кандалы. Опять зычный голос надзирателя:
— На молитву!
Политические расходятся по нарам. Уголовные затягивают «отче наш». Во время молитвы надзиратели стоят в коридоре, сняв фуражки.
В девять часов раздается последняя команда:
— Ложись спать!
На следующий день — опять то же. Так изо дня в день, недели, месяцы годы.
Политические, не работавшие в мастерских, разнообразили свою жизнь изучением языков, математики, читали вырезки из газет, которые особыми путями проникали в централ, спорили на злободневные политические темы.
Политические заключенные организовали художественную мастерскую, где живописцы изощрялись в тюремных этюдах, а другие умельцы выделывали различные безделушки. Из художественной мастерской новости распространялись по всем политическим камерам. Библиотека также была в ведении политических, благодаря чему она постоянно пополнялась свежей литературой, даже нелегальной.