Выбрать главу

Но тут показалась усадьба и несколько человек перед ней, стоявших тревожно…

Прокшич вскинул рукой:

— Тута! Живой! — крикнул им.

Кто-то махнул в ответ.

— Вон, бежи к матке с отцом, дожидают тя у ворот.

Варфоломей рванулся не сразу, чуть задержался, оглянувшись на схимника.

Добежавши, попал в руки матери…

— Тять, там старец, монах, согласился побыть у нас!

— Мы уж думали, ты за Ишню подался, али к засеке.

— Не, я в дубках, я гляжу он стоит молится… Он добрый!

— Да вижу. Что-то мне лик знакомый вроде.

Мать всё прижимала сынка к себе.

— Истинный старче, — сказала всматриваясь.

Приблизился к ним черноризец, благословляя, и поклонились ему.

Дома забегали слуги, накрывая стол. Но старец попросил провести его в молельню. Родители, с Петром и Варфоломеем, вошли вместе с ним в крестовую комнату; Стефан же в то время был с Миною на дороге в Ростов.

Монах под иконами осенил себя крестным знамением, приступил к аналою.

— Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Стал часословить…

— «… Коль возлюбленна селения Твоя, Господи Сил! Желает и скончавается душа моя во дворы Господни, сердце мое и плоть моя возрадовастося о Бозе живе. Ибо птица обрете себе храмину, и горлица — гнездо себе, идеже положит птенцы своя; олтари Твоя, Господи Сил, Царю мой и Божа мой. Блажени живущии в дому Твоем…»

Свеча на свещнице вырезала из темноты белый лик с горбинкою носа, серебрящиеся власы бороды… Слушали не сводя с него восхищённых глаз.

— «…Яко милость и истину любит Господь, Бог благодать и славу дает, Господь не лишит благих, ходящих незлобием. Господи Боже Сил, блажен человек уповаяй на Тя».

Старец снял книгу с аналоя, поднёс Варфоломею; показал ногтем…

— На-ко, чти отсюдова.

Варфоломей, держась за книгу, смотрел на лист. Смотрел, водил глазами, не говоря ни слова. Все ждали.

— Он у нас не способный, отче. Петруша может, — вступилась мать.

Подтолкнула Петра, но старец остановил его.

— От сего места, псалом Давидов, ну-ко… Не бойся.

— Не могу я, отче, не разумен есть. Не разбираю…

— Не тебе ли сказано о неразумии, что несть сего? Чти не бойся.

Все ждали.

— «Благоволил еси… Господи, землю Твою… возвратил еси… плен Иаковлев…»

Голос отрока дрогнул, но скоро окреп:

— «… оставил еси беззакония людей Твоих, покрыл еси вся грехи их… Укратил еси весь гнев Твой, возвратился еси от гнева ярости Твоея. Возврати нас, Боже спасений наших, и отврати ярость твою от нас… Еда во веки прогневаешься на ны? Или простреши гнев Твой от рода в род? Боже, Ты обращся оживиши ны, и людие Твои возвеселятся о Тебе. Яви нам, Господи, милость Твою, и спасение Твое даждь нам…»

— Спаси и помилуй, — прошептал Прокшич, — ить о нас всё!..

— «… Услышу, что речет о мне Господь Бог, — читал Варфоломей, — яко речет мир на люди Своя, и на преподобныя Своя, и на обращающыя сердца к Нему. Обаче близ боящихся Его спасения Его, вселите славу в землю нашу. Милость и истина сретостеся, правда и мир облобызастася. Истина от земли возсия, и правда с небесе приниче, ибо Господь даст благость, и земля наша даст плод свой. Правда пред Ним предъидет и положит в путь стопы своя…»

Слушали и крестилися, плакали, не веря ушам. Старец перевернул страницу.

Стихи псалма зазвенели по дому… Отрок воспрял, едва не задыхаясь от радости. Старался читать нараспев, подражая Стефану. Один раз оторвался от книги, обернувшись на мать с отцом: глаза сияли!

— «… Настави мя Господи на путь Твой, и пойду во истине Твоей; да возвеселится сердце мое боятися имени Твоего…»

Закончил в полном молчании их. Старец принял книгу, пропел отпуст:

— Слава Отцу и Сыну и Святому Духу ныне и присно и во веки веков, аминь.

Всех благословил и вышел. Отец было следом, но вернулся, обнял сына. Варфоломея не выпускали из рук, мать приговаривала, целуя его:

— Милость Божия! Милость Божия!..

Сели за трапезу. Мать сквозь слёзы поглядывала за порядком, сама ставила уху, солянку с грибами, принесли блины…

Когда поднялись из-за стола, отец обратился к их необычайному гостю:

— Видим, отче, ты человек святой жизни, мы таких не встречали покамест. Желаем спросить о сыне нашем, который привёл тебя: что с ним такое было?

Варфоломея с Петром увёл в детскую Прокшич:

— А пора почивать, робятушки…

Кирилл рассказывал старцу:

— Мать ещё на сносях была, натерпелася с ним. А паче всего в самом храме, отче. Стояли на обедне, она в притворе была, с другими, вдруг взыгрался в утробе, как возгласит — раз, другой… посредь Литургии! Народ как громом тряхнуло, стали рыскать, кто? где? куды дитё спрятали, а он из нея, с нутра вопит, и служба нейдёт на ум, одно искушение! Бабы шепчутся, жена трясётся со страху… Другой раз боялись и в храм войти. Трикраты кричал, во всю церкву отдалось. Так оно и засело в людех, и до днесь про то на уме держат, всяку невидаль в нём высматривают. А верещал то — за Евангелием, за «Херувимской», и когда «Святая святым» оглашали. Вот, что сие? Паки и далее, — родился, а что ни день, странное с ним: иной раз от сосцов отрекался, подносили к кормилице, так чужого молока воротится, и коровьего тож! И то дивно — всё тихомолком, не пищит, не куксится. А стали замечать, каким случаем: а как мать его поест мясного, то и не берёт сосцов. В середу и в пяток совсем груди не притрагивался. Изъян ли, думали, болесть ли какая? Не ведомо. Потом, вот, с грамотой у него… Откудова тупость нашла такая? Скажи нам, блаже. Мы все Бога молим, не чаем чему и быти…