Тогда Сухов поехал к девушке домой, начав тревожиться всерьез. Правда, мелькнула в голове мысль, что Ксения именно в этот момент куда-то уехала, может быть, и на поиски их, но Никита отогнал эту мысль: они дали о себе знать еще с Камчатки, и Ксения не могла помчаться в белый свет, как в копеечку, искать их след. А в метро танцор вдруг понял, что его «ведут». Ощущение было острым, как укол в ягодицу, и Никита чуть было не запаниковал, с великим трудом заставив себя не вертеть головой во все стороны. Украдкой оглядел вагон — никто в его сторону не смотрел. Но заноза чужого взгляда осталась. С ней он вышел из метро, ехал в троллейбусе и шел через мост над железнодорожными путями. Лишь у самого дома Ксении ощущение исчезло, будто где-то выключили телекамеру. Никита вздохнул с облегчением, хотя тут же подумал, что наблюдатели поняли, куда он идет, и просто передали его другой смене. Напряжение вернулось.
Замедлив шаг, Никита перешел на глубокое дыхание, сконцентрировал психику на немедленный ответ на любое внешнее воздействие и «проиграл» встречу с СС в квартире Ксении или около нее. Пришла уверенность в своих силах и спокойствие сжатой пружины — он был готов. Никита усмехнулся в душе: он был готов к действию в гораздо большей степени, чем думал Такэда, а тем более — чем знали парни из «свиты Сатаны».
В сумке за плечом шевельнулся «дипломат». Вернее, так показалось Никите. Все же транскоф реагировал на его состояние, и он это чувствовал. Плечо со звездой Вести покрылось пупырышками, словно от холода. И оно в свою очередь реагировало на мысли и эмоции хозяина, на состояние его психики, и снова Сухову почудилось, будто стоит он у крутого обрыва в глубокую пропасть. Еще один шаг — и откроется дно ада… или истина!
— Рано! — сказал сам себе Никита, покрываясь испариной. — Погоди чуток. Вот найдешь Ксению…
Квартира художницы была заперта, на звонки никто не отвечал, но Cухов нажимал кнопку звонка до тех пор, пока не щелкнул замок соседской квартиры и на пороге не возникла сухонькая старушка. Никита знал ее, старушку звали Анна Павловна, шел ей восемьдесят пятый год, но бодрости ее могли бы позавидовать и молодые.
— Добрый день, — поздоровался Никита, хотел было добавить «Анна Павловна», но вовремя прикусил язык: вряд ли соседка узнает его в этом обличье. — Вы не знаете, где Ксения… э-э… Константиновна? На работе ее нет, дома тоже.
— А уехала она, мил человек, — певуче ответила старушка. — Приезжали к ней какие-то хлопцы, суровые больно, а глаза у них нехорошие такие. Я как раз от мусор выносила, а они идут. И молчат все. Только когда выходили они, Ксения вроде бы всплакнула…
— Когда?! — Никита внезапно охрип. — Когда они приходили?
— Да с месяц назад, мил человек. А вы кто ей будете? Где-то я вас видела.
Глазастая бабуля, подумал Сухов, а в голове вертелась одна фраза: «Здесь была „свита Сатаны“… здесь была „свита Сатаны“…»
— Она ничего вам не сказала, не передавала?
— Ничего, сынок, только поглядела так искоса, сквозь слезы… а может, то и не слезы были, я ведь подслеповата чуток. Только главный из их компании, с тебя ростом, но посолиднее, пробурчал что-то. Мне послышалось: «Никуда не денется…»
У Никиты, наверное, заметно изменилось лицо, потому что старушка заволновалась, всплеснула руками:
— Ай случилось что с нашей Ксеньюшкой?
— Не знаю, — прохрипел Сухов непослушными губами. — Ключ… у вас есть ключ от ее квартиры?
— Да откуда ж, мил человек? Ксения — девушка самостоятельная, строгая, живность не держит, а стало быть, и присматривать не за кем, случись отлучка. А вы кто ей будете, ежели не секрет?
— Родственник… брат двоюродный, — сказал Никита первое, что пришло в голову. Опомнился. — Извините, что побеспокоил. — Повернулся, чтобы уйти.
— Ах, подождите, молодой человек.
Никита обернулся. Старушка смотрела на него ясными, живыми, проницательными глазами.
— Запамятовала я, ключик-то оставила Ксюша, еще до этих… угрюмых. Сейчас принесу. Но вы уж со мной к ней пройдете. Хоть и не тать, видно, а все ж я как в ответственности за квартиру.
Сухов только кивнул, сглатывая комок в горле.
В квартире Ксении он бывал раз пять и ориентировался в ней хорошо. Маленькая передняя, такая же кухня, гостиная и спальня. Везде чистота, уют, продуманность интерьера — ничего лишнего, но и не аскетизм. И ни одной картины! Имеется в виду — своей. Ксения не любила выставлять напоказ свое мастерство в бытовой обстановке. Хотя картины — современных художников — на стенах висели: два пейзажа Селиванова в гостиной и сказочный сюжет Мегрели в спальне.
Никита обошел комнаты, кухню — нигде ничего, ни следа борьбы или поспешного бегства, лишь тонкий слой пыли на книжных полках и серванте говорил о долгом отсутствии хозяйки. Вернулся в спальню — соседка следила за ним, склонив сухонькую седую головку на плечо, — заглянул в шкаф, а потом вдруг приподнял книгу, брошенную на тахту. Интуиция его не подвела: клочок бумаги и на нем три торопливых слова: «Не ищи — погибнешь!» И все.
Никита ощутил в груди холод и пустоту. В голове больно запульсировала жилка, лопнула с тихим звоном, словно стеклянная, и под черепом прозвучал знакомый гулкий шепот:
— Саммай…
— Что? — от растерянности Сухов заговорил вслух, хотя хорошо понимал, что слышит «голос» Вести.
— Саммай… — Шепот втянулся в кости черепа и стих. Никита хотел выругаться — он не понял, чего от него хотели, и вспомнил: саммай — состояние просветления в философии Дао, и Весть напомнила ему о единственной формуле, способной помочь.
Больше в квартире Ксении делать было нечего, и Сухов поспешил уйти, поблагодарив соседку за доверие. В памяти остался ее жест — она перекрестила его тихонько, но танцор не придал этому жесту значения.
В двенадцать часов пополудни они встретились с Такэдой у Никитских ворот и зашли в кафе: на улице было холодно. Первым информацией поделился Толя:
— Роман в больнице. Месяц назад на него напали, попал в реанимацию, но выжил. Сломаны два ребра и обе руки.
— О, черт! СС?!
— Без сомнения. К сожалению, Роман не учел, что против него действовала не обычная молодежная банда и даже не боевики-профессионалы мафии. Ни чести, ни совести не имеют ни те, ни другие, ни третьи, но «свита Сатаны» применяет, кроме всего прочего, оружие, против которого нет защиты.
— Излучатель холода?
Никита имел в виду короткое копье со светящимся наконечником, с помощью которого они ушли год назад из камеры РОМБ в Хабаровске. Картина странного боя встала перед глазами.
«Дипломат», отобранный у подполковника, открылся тогда только после вспышки ярости и гнева, которую пережил Сухов, надеясь, что заговорит Весть. Она и заговорила — удар по сознанию был настолько силен, что танцор на мгновение отключился, а когда пришел в себя — «дипломат» транскофа был уже открыт. Оставалось сунуть туда руку и вытащить… но что? Почему он тогда вытащил именно копье — вардзуни, как оно называлось на самом деле? Потому что думал о таком оружии?…
Остальное произошло в течение двух-трех секунд: Никита направил острие копья на решетку окна и… оно сработало само! Синий-синий сноп прозрачного огня, вызвавшего волну острого холода, вонзился в окно, решетка и стекло исчезли беззвучно, испарились, осталось лишь выпрыгнуть наружу, что и сделали арестанты один за другим…
— Слава Богу, что Роман жив! Пусть только попробуют сунуться к нам! Толя, я чувствую слежку. Надо срочно будить Весть и… искать Ксению. — Никита скупо рассказал о своих поисках девушки. — И теперь она у них.
Такэда перестал есть и некоторое время сидел сгорбившись, прикрыв глаза ладонью. Глухо произнес:
— Это я виноват… надо было учесть все шаги «свиты»… Мы их здорово разозлили, отобрав транскоф, и они не остановятся ни перед чем, чтобы оправдаться… вернуть транскоф и уничтожить нас. А заодно и всех свидетелей.