Шавло оглядел свой разгромленный гараж, в его глазах изумление боролось со страхом и ненавистью, но вступать в схватку он больше не решался.
– Понял… Только я не ответчик за Бегемота… Хлобанеева… он не поедет. Да и Капитан тоже.
– Это моя забота. Поедете, как миленькие. – Матвей оглядел лоснящееся от пота красное лицо инспектора. Было видно, что в голове его, с узким и каким-то вогнутым лбом, идет тяжелая, неподъемная для него работа. Что ж, думать иногда полезно.
– Бывай, Кириллыч. – Матвей пошел со двора, сопровождая взглядом собак, что бегали у забора и поглядывали на гостя с недоверием и сомнением, однако не нападали и даже не рычали.
– Эй, каратист! – вдруг окликнул его Шавло, выходя из гаража в сопровождении очухавшихся «спортсменов». В руках он держал штатного «Макарова». – Не торопись, а то дырок наделаю. От пули не убежишь, а я всегда могу оформить заяву, что ты напал первым.
– Спасибо за предупреждение. Но ведь я тоже могу сотворить такой фокус. Ты не подумал об этом?
Матвей вошел в сверхскоростной режим и как бы «выпал» из поля зрения Шавло и его помощников. В следующее мгновение пистолет из руки инспектора перекочевал в карман Соболева, «спортсмены» схлопотали боковые удэ-атэ, словно вихрем унесшие их вглубь гаража, а у Шавло искры из глаз посыпались от тычка в нос, едва не сломавшего носовую перегородку.
– Так я жду всю команду завтра утром на автобусной остановке, – напомнил Матвей. – Не забудешь, Кириллыч? А?
– Н-нет, – ответил тот, вытирая под носом слезы, смешанные с кровью.
– Тогда вот, держи «пушку», обойму получишь завтра.
От инспектора Матвей направился прямо к Бегемоту, то есть к Хлобанееву Степану Викторовичу тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года рождения, семейному, нигде не работающему, алкашу и бузотеру.
Хлобанеев с виду казался родным братом Шавло, кличку Бегемот он оправдывал на все сто процентов. И был дубина дубиной, потому что понял, о чем идет речь, лишь с третьей попытки Матвея объяснить, что от него требуется.
– Шо?! – проревел он, сообразив наконец, в чем дело. – Ты… мне… чтоб я… сам на себя?! Да я тебя в три погибели…
Матвей щелкнул детину в лоб, и тот, икнув, упал на скамью возле сарая, на которой рядом с бутылкой вологодского пива лежала вяленая рыба. Поднимать шум не хотелось: у Хлобанеева была большая семья и не стоило поднимать переполоха. Правда, очень хотелось взглянуть на жену Бегемота, которая столько лет терпела такую орясину, бандита, алкаша и тунеядца.
– Пойдешь и напишешь, как было на самом деле, – сказал Матвей, чувствуя злость и одновременно жалость к этому уроду. Хотя в принципе большей жалости была достойна его семья.
– Да и хто ты вобче такой?! – заорал Бегемот.
Матвей перехватил его руку с бутылкой пива, уперся локтем в ключицу, надавил. Бегемот взвизгнул, посерел лицом, хватая воздух ртом, сполз на землю. От него несло таким отталкивающим букетом перегара, что Матвея едва не вырвало.
– Я – твоя смерть! – сурово произнес Соболев, хихикнув про себя: где-то он читал такие вот страшилки, но для этого толстокожего представителя человечества с интеллектом настоящего бегемота подобные угрозы вполне годились. – Завтра я жду тебя и Шавло утром на автостанции. Не придешь – пеняй на себя!
Съездив по морде Хлобанеева тыльной стороной ладони, Матвей ушел с территории его неприглядного владения и через четверть часа с чувством глубокого удовлетворения проводил взглядом Бегемота, рысью мчавшегося к центру села, где жил инспектор.
Остальных свидетелей Соболев обнаружил в местном «баре» – возле палатки с пивом, где человек пять любителей «жидкого хлеба» обсуждали местные и центральные новости. Мужики были совсем молодые, простецкие на вид, любители выпить и закусить, и Матвею удалось решить с ними проблему полюбовно, объяснив, что главные обвинители согласились ехать в район и написать новые заявления.
До наступления сумерек Матвей успел переговорить также и с другими фермерами, соседями Нестеровых, с горечью убедившись, что заняты они только собой и собственными заботами. Никто из них и не подумал вовремя вступиться за соседку, игнорируя известный социально правильный лозунг, который в приложении к данной ситуации звучал примерно так: «Фермеры всех стран, объединяйтесь!» Но, к сожалению, объединяться они не спешили, поэтому клике Дурбаня было легко воевать с ними.
Конечно, многие сочувствовали Нестеровым, но боялись всего и всех и, случись какая-нибудь новая заваруха, вряд ли пошли бы выручать соседа. Шавло настолько запутал людей, что говорили о нем едва ли не шепотом.
С сознанием исполненного долга, но разочарованный, Соболев вернулся в дом к Нестеровым. К Дурбаню он решил сходить на следующий день после отправки «команды» в Вологду.
Перекинулся парой фраз с Леонидом, выпил молока, поиграл с племяшами и лег спать. А в два часа ночи его потревожили.
«ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН!»
Жил Шевченко на Щербаковской в старом доме сталинской постройки – с толстыми стенами и высокими потолками. Квартира была однокомнатная, но ее площадь – тридцать шесть «квадратов» – позволила хозяину сделать из одной комнаты три: спальню, гостиную с видеосистемой «Панасоник» и тренировочный зал, где стояли тренажеры и висела в углу макивара.
Пока Василий осматривался, Шевченко сварганил чай, подогрел в волновой печи бутерброды и притащил все это на подносе в гостиную. Когда они сели чаевничать, шел второй час ночи.
– Пить будешь? – спросил Валерий. – Шампанское, вино, водку, коньяк, ром, горилку с перцем?
– Не потребляю, привык держать форму. К тому же алкоголь не улучшает цвет лица и стройность фигуры.
– Как сказал Прутков, «если хочешь быть красивым, поступи в гусары», – засмеялся Валерий. – Есть хороший анекдот на тему выпивки. Из дневника французского летчика: «Пятница: пил с русскими летчиками. Суббота: чуть не умер. Воскресенье: опять пил с русскими летчиками. Понедельник: лучше бы я в субботу умер!» Слышал такой?
Рассмеялся и Василий.
– Нет, не слышал, нормально. – Посерьезнел. – Ну а теперь вешай лапшу на уши: как ты «случайно» оказался в нужное время в нужном месте?
Шевченко, продолжая улыбаться, откусил сразу полбутерброда, запил чаем, оглядел мрачновато-спокойное лицо Балуева.
– Ты не изменился. Баловень. Минимум эмоций, максимум самообладания, замкнутый и застегнутый на все пуговицы. Что ж, вешать лапшу на уши не буду. Еще бутерброд?
– Благодарю, сыт.
– Дело в том, что ты попался в поле зрения случайно. Мы давно наблюдаем за той «школой», где ты побывал. Это всего-навсего «крыша» для какой-то «крутой» конторы типа Ф-безопасности или военной контрразведки, служащая для подбора кадров. Когда я тебя увидел, то хотел сразу предупредить, но за тобой пошел «хвост», пришлось ждать, чем все это закончится. Зато теперь мы почти точно знаем, что «школа» набирает профи рукопашного боя для «Смерша» или еще какой-то военной команды, потому что пришла за тобой зондеркоманда «Стикс», военный спецназ, подчиненный напрямую полковнику Юргену, командиру личной охраны министра обороны.
Василий присвистнул.
– Серьезные ребята! А кто это «мы»? Ты все время говоришь: «Мы наблюдаем, мы знаем…»
– Мы – это «Чистилище», – белозубо улыбнулся Шевченко, всегда отличавшийся веселым нравом. – Надеюсь, слышал о такой организации?
– Три «К»…
– Значит, слышал. Надеюсь также, что задачи наши тебе понятны, поэтому общую панораму рисовать не буду.
– Какой же ты занимаешь там пост?
– Комиссар-5, начальник службы безопасности и кадровой подготовки. Официатьнре прикрытие: вице-президент Ассоциации ветеранов спецслужб «Барс». Кроме того, я преподаю стиль «комба» в Русском центре боевых искусств. Слышал?
Василий кивнул. «Комба» – комбинированная манера боя – включала в себя техническую спецподготовку, приемы карате, джиу-джитсу, дзюдо, бокса и кэмпо, короче – приемы уличной драки, реального боя.