Василий поскучнел, покачал головой, оценивая услышанное.
– Похоже, мы идем по одному и тому же следу. Надо бы разделить функции во избежание дубляжа.
– Кто возражает? Что касается Маракуца, то он сделал ставку не на классический криминал и рэкет, а на криминальный контроль респектабельных коммерческих и финансовых структур. Впрочем, взимаемой с предпринимателей дани он предпочитает «крышу», то есть защиту собственности подконтрольных структур.
– Да, механизм прост и эффективен, как удар ломом. Видимо, твой Афонин не захотел платить Маракуцу за «крышу» и поплатился.
– Я не вникал в дела фирмы, пока на нас не напали во время поездки в Москву. – Матвей рассказал историю с нападением на дороге. – На фирму наезжали давно, в том числе и местные «правозащитники», «губошлепы» и милиция, но у Маракуца сил больше.
– План у тебя есть?
– Надо начинать с того охранника, Алимбаева, которого Сергей просто уволил, хотя мог бы отдать под суд. Потом пойдем к Шаровскому, он явно работает на Маракуца, обладая полной информацией о делах и средствах фирмы. Ну а потом нанесем еще один визит самому Маракуцу.
– Он будет ждать.
– У нас есть преимущество: он не знает, кто к нему приходил в прошлый раз, зато мы знаем его дружков – полковника Сиволапова и вице-мэра Поджабова.
Василий встал, хлопнул ладонью по подставленной ладони Матвея, отнес поднос с посудой к мойке, сказал:
– Тогда пошли ко мне, наведем марафет.
Через час, переодевшись в свободные, не стесняющие движений штормовки, прихватив «чеченки» – чулкоподобные шапочки-маски с прорезями для глаз, друзья поехали по первому адресу к бывшему охраннику фирмы «Рюрик» Кирсану Алимбаеву по кличке Бай.
Алимбаев жил в одном из «спальных» районов Рязани – Мещере, где изначально селились сильные мира сего – депутаты городской Думы, чиновники мэрии, милицейские начальники и респектабельные бизнесмены с темным и не очень темным прошлым. Камера по Баю плакала давно, однако, судя по всему, всесильная рука Маракуца поддерживала бывшего личного телохранителя до сих пор, и жил Алимбаев припеваючи, имея четырехкомнатные апартаменты, обставленные в соответствии с фантазией подобных недоумков. Оценить эту фантазию мог бы, наверное, только круглый идиот. Во всяком случае Василий бродил по владениям Алимбаева, шалея от обилия видео, аудио, электро-и светоаппаратуры, количества кроватей, позолоченных, фарфоровых, серебряных деталей, мебели, антиквариата, картин и люстр.
На кухне стояли два холодильника: шведский «трехспальный» «Норд» и гигантский «Минск-10», а также кухонный комбайн, автомат-мойка, микроволновая печь, суперплита с восемью конфорками и автоматическим зажиганием, стеклянно-зеркальный шкаф с посудой и встроенный в стену агрегат для очистки воздуха и воды.
– Охренеть можно! – только и сказал Василий после посещения кухни.
То же самое мог повторить и Матвей, но уже после посещения туалета и обложенной черным и серым мрамором ванной комнаты, где была установлена японская ванна с гидромассажем стоимостью двенадцать тысяч долларов.
– Это как же должен жить босс, если так живет его раб! – добавил Василий, когда они уходили.
Проникли в квартиру легко.
Убедившись, что Бай дома, Василий переоделся в домашний женский халат, нацепил парик, «сделал» лицо, превратившись в смазливую «гёрл», и позвонил в дверь. Алимбаев был осторожен, открыл лишь после долгого рассматривания гостьи в дверной глазок, не отреагировав на кокетливое «приветик, я ваша соседка, не найдется спичек или зажигалки?», а открыв, получил хороший «колун» между глаз.
Допрашивала его «соседка», деловито обрабатывая пальцами болевые точки, в то время как Матвей, подволакивая ноги, играя пожилого «соседа», осматривал квартиру. В конце концов Алимбаев сдался, признавшись, что участвовал в захвате президента фирмы «Рюрик». Матвея он не узнал, а Василия, отлично справившегося с женской ролью, не знал совсем.
– Мы отвезли его на дачу Аркадия Самсоновича, – прохрипел Кирсан, стоя на четвереньках, не в силах разогнуться. – Это в тридцати километрах в Брыкином бору. Но они собирались перебросить его на… в другое место. Куда – не знаю, хоть режьте.
– Не на дачу ли Маракуца?
Алимбаев дернулся, с ненавистью глянув на «соседку».
– Не знаю никакого Маракуца..
– Знаешь, дорогой, а не знаешь – так узнаешь, когда мы подбросим твоему боссу мыслишку, что это ты его продал.
– Я действительно не имею понятия, где его дача! – заскулил Алимбаев. – Где-то на озере Великом, но точно не помню.
– Верим, Бай. Может, знает Шаровский?
– Спросите у него.
– Спросим и вернемся, если ты соврал. Добра у тебя много, весело будет гореть. Ну что, шеф?
– Сонник [36]что надо! – ответил баском Матвей. – Игрушки [37]– аж целых пять по всем углам! А видел бы ты его лепень [38]!..
Василий с любопытством заглянул в гостиную, обошел спальни, кухню, после чего и сказал короткую фразу. «Охренеть можно!»
Алимбаев попытался их задержать, вытащив откуда-то помповое ружье – у него, похоже, в каждой комнате было по арсеналу, – однако добился лишь того, что Матвей вышиб из него дух в стиле нелюбимого «унибоса» – с оборота, круговым вращением ноги и ударом в брюшину.
Главный бухгалтер фирмы «Рюрик» жил в том же районе, двумя кварталами ниже к Оке, и занимал с семьей – жена, сын – пятикомнатную двухуровневую квартиру, три комнаты на одном этаже, две на другом. Его никто не охранял, но попасть в квартиру постороннему вряд ли представлялось возможным – двойной металлический моноблок двери можно было взять только из гранатомета. Открыл вход Шаровский лишь благодаря выдумке Василия, представившегося врачом санэпиднадзора; все в том же роскошном парике, в белом халате и шапочке он выглядел очень импозантно, и Матвей, также в белом халате и колпаке с эмблемой санэпиднадзора, даже пошутил:
– Похоже, в прошлой жизни ты был женщиной.
Балуев не обиделся, посчитав слова Матвея за комплимент. Ганфайтеры обязаны были обладать незаурядными актерскими способностями, потому что нередко им приходилось проводить операцию захвата в общественных местах, маскируясь под кого угодно, скрывая желания, расчет, силу и возможности.
Дверь открыл сын Шаровского, двадцатилетний оболтус в немыслимом «прикиде», похожий на попугая, бомжа, бандита, меломана (наушники на коротко стриженной голове) и спортсмена одновременно. Матвей его уже видел однажды – отпрыск нанес отцу визит в офис, и парень ему сразу не понравился.
– Че надо? – осведомился Шаровский-младший.
– Санэпиднадзор, – простуженным голосом произнес Матвей. – Проверяем продукты на холерный вибрион. Родители дома?
– Ма, к тебе, – отступил в прихожую отпрыск.
Из полумрака возникла дородная фигура жены Аркадия Самсоновича, платиновой блондинки, похожей на жену Маракуца выражением надменного высокомерия на холеном лице.
– Что надо? – повторила она вопрос сына.
– А хозяин дома? – мило улыбнулась «врачиха». – Пока фельдшер будет проверять продукты, я хотела бы поговорить с ним об опасности покупок на рынке.
– У нас продукты только импортные, – фыркнула госпожа Шаровская. – Проходите на кухню, да обувь снимайте. Аркадий, с тобой хочет побеседовать медработник.
Шаровский выполз из спальни в халате, с газетой в руке, недоуменно поднял брови. Буркнул автоматически:
– Че надо?
Василий засмеялся, подмигивая Матвею, который подумал примерно то же самое: муж и жена – одна сатана. У Шаровских понятие «сатана» распространялось на всю семью.
Квартиру главного бухгалтера «Рюрика» осмотреть не удалось, но и по прихожей с мебелью из карельской березы, с коврами, гобеленами, зеркалами и бра можно было судить о роскоши интерьера, недоступной простым смертным.
Жена и сын потеряли интерес к «медикам» и удалились, в доме громче заиграла музыка. Матвей закрыл за собой дверь на кухню, а Василий толчком усадил Шаровского на стул.
– Где Афонин?
Глаза Шаровского полезли на лоб, он начал что-то соображать, реакция у него все же была неплохая.