– Слушаю вас, – проговорил Шарипов, изучая лицо инженера. – Я навел о вас справки, Лев Людвигович, на всякий случай, вы уж не обижайтесь. Все говорят о вас как о человеке дела.
– Понимаю, – кивнул Федоров. – Шарлатанов вокруг масса, и у всех «гениальные» идеи, требующие вложения больших сумм денег.
По губам директора «Ямалгаза» скользнула улыбка.
– Рад, что вы понимаете ситуацию. Говорят, вы недавно посещали Америку.
– Да, в составе научной делегации, на симпозиуме по проблемам высшего образования.
– Какое отношение вы имеете к образованию?
– Я читаю лекции в МИФИ по основам торсионной механики.
– И что же вы привезли из Америки?
Лев Людвигович скривил губы.
– Убеждение, что уровень русской школы преподавания, особенно в области математики и физики, намного выше американского и западноевропейского.
– Никто в этом не сомневается, – улыбнулся в ответ Шарипов. – Я иногда заседаю в ученом совете при президенте и знаю проблему. Кстати, как вы относитесь к очередной попытке реформаторов от науки ввести некий «стандарт знаний»?
– Отрицательно! – качнул головой Федоров. – Обсуждаемый проект предусматривает беспрецедентное снижение уровня образования в стране! Я абсолютно согласен с академиком Арнольдом: вслед за неизбежным снижением интеллектуального уровня населения реализация этого плана повлечет за собой и снижение индустриального и оборонного уровней. «Реформаторов» надо не просто остановить и лишить всех постов, их надо посадить за решетку!
Шарипов засмеялся.
– Не слишком ли вы драматизируете ситуацию?
– Нисколько! Франция увеличила затраты на науку и образование с пяти процентов национального валового дохода до семи, а мы, наоборот, снизили в десять раз! Куда же дальше? «Реформаторы» как раз и хотят добиться очередного снижения расходов, хотя суть их «благих намерений» в другом: их планы сводятся к снижению нашего образовательного уровня до американских стандартов. Я был в Калифорнии и встречался с членами комитета по подготовке студентов и школьников, возглавляемого известным физиком Гленом Сиборгом, так вот этот комитет стал требовать от абитуриентов при поступлении в вузы следующего стандарта знаний: поступающие должны уметь делить число сто одиннадцать на три без помощи компьютера.
Шарипов с недоверием посмотрел на гостя.
– Вы серьезно?
– Более чем, – кивнул Лев Людвигович. – Но и этот уровень для американских школьников оказался непосильным, поэтому вашингтонские федеральные власти потребовали отменить эти «антиконституционные и расистские» стандарты. Есть примеры и похлеще. По статистике Американского математического общества, в нынешних Штатах разделить число «одиннадцать вторых» на число «одна четвертая» могут от силы два процента школьных учителей математики. Представляете? И вот теперь нам предлагают стать такими же «образованными», как американцы! Впрочем, и европейцы недалеко ушли от этого уровня. Один студент-математик четвертого курса Второго парижского университета спросил меня на экзамене по теории динамических систем: «Скажите, пожалуйста, дробь четыре седьмых больше или меньше единицы»?
Иван Кежеватович снова засмеялся.
– Не может быть!
– Может, к сожалению. Так что я готов подписаться под любым письмом президенту, чтобы образумить наших мракобесов из Минобразования. Это не что иное, как диверсия, попытка направить Россию по пути уничтожения образования, науки и культуры. Принятие идиотских «стандартов» нанесет огромный ущерб государству. Наверное, даже больший, чем «утечка мозгов» за границу.
– Да, это в нынешние времена тоже большая проблема. Хотя мы пытаемся ее решить.
– Каким образом?
– Летом я у себя в Ямало-Ненецком округе выдал наиболее одаренным выпускникам школ вместе с аттестатами еще и специальные сертификаты. Те из них, кто останется в округе, а не уедет за рубеж, через пять лет получат по две тысячи долларов.
– Я слышал о подобном эксперименте в Нижнем Новгороде. – Лев Людвигович с интересом посмотрел на собеседника. – Но не очень верю, что идея сработает.
– Тем не менее что-то в этом направлении делать надо, раз государство ничего делать не желает.
– Согласен.
– А вы, оказывается, патриот России, – сказал Шарипов с некоторым удивлением.
– Это плохо?
– Почему же плохо, это хорошо. Слава богу, в этом плане в стране начали появляться носители национальной идеи. По крови я наполовину мордвин, наполовину украинец, но по духу – русский, так что хорошо понимаю ваши чувства. Но к делу. О чем вы хотели поговорить со мной?
– О будущем.
Шарипов с сомнением приподнял бровь.
– О моем? Или о вашем?
– О будущем всего человечества.
– Тогда вы обратились не по адресу. Хотя если это шутка…
– Я редко шучу на деловых встречах. Здесь – расчеты и описание проектов. – Лев Людвигович достал из портфеля красную папку. – Не хотите взглянуть?
– Расчеты чего?
– Расчеты У-реактора с практическим выходом энергии до тысячи мегаватт и летательного аппарата на базе УКС.
– Что такое УКС?
– Теория упругой квантованной среды, разработанная моим учителем Владимиром Семеновичем Леоновым.
Шарипов снова шевельнул бровью, но папку взял. Открыв, начал рассматривать схемы и рисунки, нашел текст.
– Читайте только резюме, – посоветовал Федоров. – Этого пока достаточно. Я тоже наводил о вас справки, прежде чем идти к вам на прием, и мне понравился ваш деловой подход. Если вы рискнете вложить в эти проекты не такие уж и большие средства, отдача будет во сто крат больше. Это я вам гарантирую. У-реакторы могут быть какой угодно мощности и размеров. Их можно ставить хоть на автомобили, хоть на корабли, хоть на самолеты. А моя «летающая тарелка» способна долететь до Марса за сорок два часа.
Шарипов дочитал пояснительную записку, вскинул на гостя глаза, в которых сквозь сомнения и колебания просверкивал огонек заинтересованности.
– Вы серьезно предлагаете мне вложить капиталы в эти проекты?
– Абсолютно, – кивнул Лев Людвигович. – Для начала хватит ста тысяч «зеленых» – для создания лаборатории и проведения полномасштабных экспериментов. Хотя я спокойно приму любое ваше решение. Отфутболивали меня много раз и на разных уровнях, так что я уже привык. Тем не менее хотел бы, чтобы ко мне не относились как к сумасшедшему.
– Это будет нелегко, – улыбнулся Иван Кежеватович. – Особенно после заявления о полете на Марс за сорок часов.
– Сорок два часа – не предел, этот срок просто отражает нынешнее состояние техники и материаловедения. В будущем длительность полета можно будет сократить вдвое.
– Тем более.
– Я понимаю, – усмехнулся Лев Людвигович. – Наверняка вам уже приходилось сталкиваться с разного рода фанатиками и псевдоучеными, обещающими грандиозную прибыль. Теоретическую. Я же – практик. У-реактор в действии я вам показать не могу, первая модель сейчас находится в Минске, а вторую я недоделал из-за отсутствия финансирования. Но модель «летающей тарелки» могу продемонстрировать.
– Она у вас с собой?
– Естественно. – Лев Людвигович вытащил из портфеля коробку из-под электроутюга. – Это уже второй образец. Первый я подарил генеральному директору концерна «Энергия». Все надеялся, что его заинтересует мой проект.
– Не заинтересовал?
– Увы. Ракетные технологии для наших космофирм гораздо привычнее и надежнее, да и поддерживаются на государственном уровне. Мои технологии для ракетчиков – темный лес, а конкурентов они не любят.
– Конкурентов никто не любит.
Лев Людвигович открыл коробку и достал оттуда обычную детскую юлу, только без центрального стержня.
– Вот мое творение.
– Юла?!
– Энлоид – летательный аппарат на базе сферической деформации вакуумного поля. Внутри – гироскоп, батарейка «Крона», чип и устройство возбуждения поперечных квантовых осцилляций. То есть, по сути, генератор гравитации. Очень маломощный, конечно.