Всякое бывало в моей репортерское карьере. Я ведь и пошел в профессию, чтобы побывать и прожить там, где нормальному человеку делать нечего. Однажды, например, Леонид Парфенов, только-только ставший редактором «Русского Newsweek», вызвал меня и сказал, что нужно закодироваться от пьянства. Я сказал, что в моем случае проблема пока не достигла таких масштабов, и не больно-то и хотелось. Парфенов ответил, что вообще-то он имел в виду репортаж в стиле «испытано на себе», а если я откажусь, то буду уже четвертым отказавшимся, и номер журнала останется без заглавного текста. Что бы вы сделали? А я согласился, нашел специального врача, заплатил немалые деньги (выданные, разумеется, бухгалтерией) и закодировался. Но только для того, чтобы уже в редакции выпить стакан коньяку и сесть за клавиатуру. Занятные ощущения: пишешь и ждешь, когда начнется обещанный врачом отек легких с летальным исходом через 15 минут. Но это ничего, когда рядом есть куча коллег, и «скорая» в случае чего приедет через пару минут, а вот каково было одному ночью дома… Об этом умолчим, но не спал и, глядя в окно, курил сигарету за сигаретой. Кстати, вас никогда не закапывали в могиле? Меня, например, – да.
***
ЗАКУЛИСЬЕ «ПОХОРОН»: НИКОГДА НЕ КУРИТЕ В МОГИЛЕ
У поселка Шапки под Питером есть песчаный карьер. Однажды я и еще полтора десятка человек приехали туда утром, чтобы собственноручно вырыть себе могилу и провести в ней несколько часов. Есть такая индейская практика – «Похороны воина». Смысл в том, чтобы молодой индеец провел под землей ночь, а утром, преодолев страх смерти, вылез мужчиной. Понятное дело, преодолевался страх с помощью разных растительных штук. В нашем случае имел место адаптированный вариант, без мескалинового допинга. «Вам может привидеться всякое, – стращал руководитель тренинга. – Но ничего бояться не нужно, это лишь ваши страхи». Я боялся только не успеть на вечерний поезд в Москву, где работал тогда, поэтому рьяно принялся копать. Рытье – самая неприятная часть процедуры. Во-первых, жарко, а во-вторых, шапкинские перелески полны комаров и гнуса. Часа через три руки и лицо были, как у человека, больного ветрянкой. Я по натуре ленив, поэтому особо не утруждал себя шанцевыми работами, а вот мои сотоварищи – кто из Москвы, большинство из Питера, один человек из Челябинска, пара из Мурманска – устраивали себе настоящие лежбища, чтобы можно было раскинуться, устилали пол могилы мхом и спальниками. Мне было завидно, поскольку из всех удобств имелась только бутылка воды и плеер.
…Я об этом вспомнил, когда недавно «Первый канал» пригласил выступить в программе Малахова «Пусть говорят». Не то чтобы я недолюбливал Андрея, не то чтобы мне не нравилась программа. Просто я ее до этого смотрел один лишь раз. Забавный паноптикум, не более. Обсуждение дутой проблемы без определенных выводов. Бюджетный мозговой попкорн. Не мой стиль. С другой стороны – высокий рейтинг, а значит, возможность засветиться. Могу же и я рассчитывать на свои 15 минут славы в глазах домохозяек, им еще придется сочувственно утирать глаза платками во время рассказа о моих «похоронах». Ведь тема программы звучала пугающе: «Репетиция смерти». Было, кстати, что репетировать: в студии – полный швах. Софиты разогрели площадку градусов до 40. Зрителям хорошо, у каждого второго веер, а мне пришлось узнать, что имеет в виду девушка, когда говорит: «Тушь потекла».
«Сергей, а что вы чувствовали в могиле?» – спросил Малахов, откидывая прядь со лба. До меня уже опросили барышню, проспавшую 16 лет и научившуюся летать и понимать язык птиц и зверей (по студии не летала и не щебетала), моложавую даму из Саратова, мечтающую, чтобы после смерти из ее тела сделали бриллиант, потомка Гоголя, заживо похороненного дедка. В этой кунсткамере ваш покорный слуга был достойным экспонатом и добросовестно начал рассказывать.
…Закончив рыть, я сделал изогнутые воздуховоды (чтобы свет не проходил по верхнему краю ямы, закидал ее ветками, поверх них постелил полиэтилен и забрался внутрь.