— Если ты так жалеешь покойницу, значит и с дитем ее будешь ласкова, — вмешался шурин в их разговор, видя, что Лукаш от сильного волнения не в состоянии произнести ни одного словечка. — До сих пор, как ты, верно, слыхала, за хозяйством Лукаша приглядывала моя жена; она рада была ему услужить, но больше не может. У нас, как ты знаешь, тоже большое хозяйство, детей хоть отбавляй, на носу страда, и если жена каждую минуту будет отлучаться из дому, то этак мы, пожалуй, понесем большой убыток. Я бы еще мог потерпеть, если б вы, скажем, через недельку сыграли свадьбу. Но вы же родня, у вас одна фамилия, вам нужно просить дозволения в Литомержицах у самого епископа, а это дело не скорое, кто знает, отпишут ли вам хотя бы через два месяца. Поэтому, все мы, родственники Лукаша, просим тебя поиметь в виду эту нашу семейную надобность и, не мешкая, принять на себя его хозяйство. Не то Лукашу придется взять в дом чужую женщину, которая, чего доброго, присвоит все, что ни попадется ей под руку, да еще и младенцу вред какой учинит.
В предложение этой тирады Вендулка вдруг перестала плакать.
— Тут и говорить не о чем! Хороша бы я была невеста, если б заботу о доме и осиротевшем ребенке жениха помышляла переложить на плечи постороннего человека?! — с укоризной сказала она будущему своему Шурину. — Что бы подумал обо мне Лукаш и вы все, если б я жеманилась и медлила с помощью в трудную для вас минуту? Право, не знаю, что бы я сама сказала о девушке, которая на подобную просьбу ответила бы: «Нет!» Я бы, верно, посоветовала жениху не жениться на такой, потому как она, верно, притворщица и не питает к своему будущему мужу истинных чувств. Конечно, я возьму на себя хозяйство Лукаша, и без промедления, чтоб ваша жена спокойно могла заниматься домашними делами и детьми.
Все, кто был в горнице, одобрительно кивали в знак согласия с пылкими словами Вендулки, никому и в голову не пришло удивиться просьбе свата и призадуматься над тем, что невеста с такой готовностью на нее откликается. Более того — все остались бы весьма недовольны, ответь она иначе, чем ответила, а дружки жениха как один по гроб упрекали бы и оговаривали ее за то, что она дозволила занять свое место при его ребенке постороннему, нанятому за плату человеку. Хотя у нас в горах и существует обычай, по которому невеста переселяется к жениху только спустя несколько недель после венчания, однако соблюдается он лишь тогда, когда это возможно. Почти столь же часто случается, что в силу обстоятельств невеста переходит в свой новый дом еще между двумя оглашениями, — оттого ли, что свекровь уже очень стара и дряхла и хочет поскорее избавиться от домашних забот; оттого ли, что в семье жениха вышла замуж дочь, на которой до этого все держалось и которую нужно заменить; или оттого, что в доме есть тяжелобольной, за которым требуется особый уход. Словом, с той минуты, как отец невесты даст жениху свое согласие, невеста уже считается скорее членом его семьи, чем своей собственной, и на нее возлагается обязанность во всем помогать жениху, как это пристало любящей и верной подруге жизни. Жених, в свою очередь, тоже оказывает помощь ее семье, когда это необходимо, — так, словно он уже и впрямь стал в этой семье сыном. В среде горожан, говорят, подобного обычая нет, — что ж, им по крайней мере будет над чем посмеяться, когда узнают про это. Пусть себе думают, что мы неотесанные, забытые богом простолюдины, живущие по своим странным законам.
Все наперед говорили, что, как видно, придется Вендулке сразу же после помолвки идти к Лукашу хозяйствовать, дабы навести наконец порядок в его осиротевшей, запущенной усадьбе; люди знали, что хозяйкой покойница была никудышной, а тут еще ее внезапная смерть и вызванное этим замешательство в доме. По сути дела, они уже как бы видели Вендулку в доме Лукаша, и потому ее уговор с шурином не был для них неожиданностью, напротив, казался в данном случае просто-напросто неизбежным. Равнодушнее всех, однако, слушал говоривших отец невесты, он не желал вмешиваться в дела столь ничтожные; пусть дочь с женихом поступают, как им заблагорассудится. В его глазах она тоже теперь больше принадлежала к Лукашову семейству, чем к его дому, и он благодарил бога, что для него наступят наконец безмятежные дни благоденствия и он получит возможность приготовиться к столь важному событию — переселению из этого мира в царство небесное; прежде он никак не мог этого сделать, видя неутешное горе дочери, которому сопутствовали частые и жестокие приступы отчаяния. Он был утомлен непрестанными домогательствами многочисленных вздыхателей, требовавших замолвить за них словечко. Не зря попрекнул он Лукаша, что по его милости претерпел столько тягот и неудобств!