Это не было простой уловкой; трактирщик, дальний родственник старостихи, действительно послал за ними, поскольку, и верно, о них уже спрашивали. В храмовый праздник каждый хозяин должен явиться со своей женой к музыке, что бы там ни случилось. Если кто из них придет один или тем более оба не покажутся, на то должна быть очень веская причина, иначе об этом будут повсюду судачить. Не прийти — все равно что во всеуслышание объявить о разрыве, о семейной распре, которую больше не могут или не хотят скрывать. Стемнело, а старостиха с мужем все еще не показывались в трактире. Соседи начали шушукаться, а соседки допытывались от их работников, что, мол, там происходит. Служанки не заставили себя долго упрашивать и все доложили в подробностях. Вскоре весь трактир знал об очередной ссоре между Антошем и старостихой. Люди немало дивились ее легкомыслию: зачем возводить на мужа напраслину и только искушать судьбу, зачем попрекать Антоша любовницами, которых у него никогда не было. А молодые девушки шептались, что-де и поделом бы старостихе, кабы Антош нашел какую-нибудь пригожую молодку; вот бы она взвилась! Пускай печенка у нее лопнет со злости, пускай отправится к своей прабабушке!
Встретившись с посыльным от трактирщика, Антош подумал, что, наверно, весь сегодняшний вечер люди будут перемывать им косточки. Он взял себя в руки и, хоть был возмущен, как еще ни разу в жизни, снова попытался уладить все миром. Но и старостиха была раздражена больше чем когда-либо. Она тоже знала, как объяснят односельчане их отсутствие, знала, что ее завистницы только порадуются сплетням да пересудам. И все же не могла удержаться от язвительного ответа торопившему ее Антошу:
— Зря ты все сваливаешь на соседей — это твои полюбовницы ждут не дождутся тебя в трактире. Они-то и послали за тобой. Не так уж я глупа, как ты полагаешь.
Глаза Антоша сверкнули еще страшнее, чем в тот раз, когда он на кладбище клялся, что лишит жизни врага своего, а потом и себя. Рука его стремительно протянулась в угол, где стояла трость.
Старостиха вскрикнула и одним прыжком очутилась на запечье.
Этот крик привел Антоша в себя. Он отшвырнул трость и бросился к двери.
Долго стоял он в саду, ничего не видя, не слыша. Кровь стучала в висках; каждая жилка отдавалась болью. Без сил, без единой мысли прислонился он головой к дереву и тупо уставился вдаль. Взгляд его привлекли два огонька, поблескивавших сквозь ветви деревьев. Оттуда же доносились и веселые звуки, столь не похожие на бурю, бушевавшую в его груди. Он невольно распрямился и направил шаги в ту сторону, приближаясь к огонькам, как к целебному источнику. Огоньки, манившие его своим блеском сквозь ночную тьму, оказались окнами трактира.
Антош шел вперед, не замечая, что волосы у него всклокочены, что нет на нем ни сюртука, ни шляпы. С неодолимой силой его влекло в этот вихрь радости, к этому источнику ликования, в толпу молодежи, из среды которой он добровольно вырвал себя своей женитьбой. Странно закружилась голова, совсем как в тот раз, когда он впервые выехал пахать. И сейчас он твердил себе, но уже с бо́льшим основанием: довольно подчиняться, довольно гнуть спину; теперь наконец-то должны настать другие времена — пора свободы. Ах, он хотел пить ее большими глотками, вознаградить себя за все упущенное, испытать все соблазны. Его ждут девушки, карты, вино! Хотелось расшвыривать деньги полными горстями, сделать свою прихоть законом, ничего не жалеть, даже собственного здоровья. Хотелось стать главой самого веселого, самого бесшабашного сообщества молодых собутыльников, думающих только о нынешнем, а не о завтрашнем дне, только о себе, а не о других. До сих пор он презрительно сторонился этих парней, их жизнь представлялась ему пустой, никчемной, непонятной. Теперь он вдруг начал понимать прелесть такой жизни. Ему показалось, что только эти парни знают истину, поступают здраво и разумно. Все остальное — принуждение, глупость. Ведь человек живет только раз! Антошу не терпелось броситься в объятия товарищей.
Внезапно он остановился. Ему почудилось, будто чей-то голос зовет его. Он знал, слух его обманывает, но не мог не оглянуться. Молчаливо и грустно вырисовывался его дом на фоне темно-серого ночного неба, на котором не было видно ни звездочки. Да, с той стороны свистел ему в уши ледяной колючий ветер и резко швырял в лицо целые вороха влажных жухлых листьев, сорванных с деревьев жестоким дыханием осени. «Словно сама жена бросает их, издеваясь надо мной», — подумал Антош, но уже не в силах был отвести глаз от своего дома. Внутренним взором он проникал сквозь темные стены: нигде ни искорки света, пусто, темно, могильная тишина! Прислуга покинула дом, чтобы провести веселую ночь в трактире, дети спят в темной горнице и, наверное, всхлипывают во сне, если им снится сегодняшнее несправедливое наказание, а их мать… его жена…