Над одной из гряд, как мачта затонувшего корабля, одиноко торчит трехметровый деревянный шест. По дереву химическим карандашом надпись: «СССР, астропункт N 3, САЭ». В стороне валяются две железные бочки из-под бензина и полузанесенное снегом крыло самолета Ан-6 с порванной обшивкой.
- Вот не чаял сюда вернуться, - говорит главный геолог, усаживаясь на плоский, как стол, валун.
Над головой кружат два больших серых поморника.
- Огурец нашел, - кричу я, вытаскивая из-под камня сморщенный, как стручок, остаток того, что было прежде огурцом.
- А это что? - спрашивает Пэпик, подбрасывая на ладони легкий темный шарик.
- Картошка.
- Здесь был камбуз, - уверенно заключает Миша.- Продукты в Антарктиде практически не портятся, - продолжает он, надкусывая картошку. - Вот американцы, я читал, пробовали недавно продовольствие из запасов экспедиции Шеклтона и Скотта, и хоть бы что. - Миша поспешно сплевывает. - Прекрасно сохранились вкусовые качества.
- То консерва, - вставляет наш иностранный коллега Пэпик, - а открытые портятся.
- А что им портиться, здесь же как в холодильнике. Я не спорю с Мишей, хотя хорошо помню, как в этом
самом лагере шесть лет назад сливочное масло после длительного хранения на морозе покрылось белой сальной коркой, приобрело неприятный привкус, как мы говорили - «вымерзло».
- Здесь стояла моя палатка, - показывает главный геолог, сидя на камне и беззаботно покачивая ногами. Тут же он вскакивает, как ошпаренный, ругается:-Э, черт, забыл, сидеть на холодном нельзя, в два счета ишиас заработаешь.
- Штаны меховые, не прохватит, - успокаивает Миша.
- Мы жили в палатке втроем, - напоминаю я главному геологу. - Вы, Борис и я.- И тут же перед глазами встает наша палатка, три раскладушки, прижавшиеся друг к другу, а в углу на фанерке двухконфорочная газовая плитка. - А сейчас где Борис?
- Боба, - морщится главный геолог. - Не оправдал он ожиданий. Все больше языком вертел, стишки строчил! Уволили «по собственному желанию».
- А тогда в горах он вам нравился, - замечаю я.
- Ну, он, в общем, геолог толковый, котелок у него варит, но лентяй. А потом слаб по женской части.
- А кто не слаб? - улыбаясь, вставляет Миша.
- Ну так надо головы не терять. А то чуть что, и биографию себе испортишь. А он жениться надумал в третий раз, на молоденькой. Хорош гусь.
- На молоденькой это хорошо, - авторитетно замечает Миша.
- А разве мне не нравятся молоденькие? Но женился уж не помню когда, и живу. А что, Боба лучше меня?
- Почему это? - перебивает Пэпик, показывая на искалеченное крыло самолета, торчащее из снега.
- Было дело,-значительно произносит главный геолог и выдерживает паузу…
Тогда нас настиг в горах жестокий, но довольно обычный для этих мест ураган. Скорость ветра достигала 50 м в секунду. Наружу выходили лишь по крайней надобности- ветровой поток спирал дыхание и валил с ног. Борта палаток трещали, и только завалы валунов, предусмотрительно сделанные вокруг жилищ, удерживали их на месте.
Внутри было холодно, и почти все лежали, закутавшись в спальные мешки. Так продолжалось два дня. На третьи сутки, выглянув утром на свет божий, я заметил, что один из наших самолетов, закрепленных на ледовом аэродроме, начал самостоятельно удаляться от лагеря. Тотчас же я сообщил об этом летчикам.
Через минуту все мы бежали по льду. Даже главный геолог скользил сзади на валенках. Однако попытки обуздать своенравный самолет поначалу выглядели очень наивно. В один из моментов машину развернуло, приподняло и поставило, как легкий картонный ящик, на бок, на крыло. Кажется, еще мгновение - и самолет перевернулся бы вверх тормашками, накрыв нас.
- Камни, тащите камни! - опомнившись, закричал один из летчиков.
Через минуту мы уже отдирали вмерзшие в лед валуны и катили их к самолету. Когда нутро его набили камнями, безумец утих. Машина была спасена, хотя одно крыло обломано. Этот обломок и заинтересовал Пэпика. Вот и все, что произошло здесь шесть лет назад.
- Что и говорить, ураган был на славу, я тогда чуть рекорд не установил - 25 часов не вылезал из мешка,- снова продолжает главный геолог.
- И не хотелось? - удивился Миша.
- Еще как хотелось, но терпел.
- 25 часов. А каков же рекорд? - заинтересовался Миша, прикидывая что-то в уме.
- Рекорд был установлен немного раньше геофизиком Пашей во время пурги в массиве Центральный Вольтат. Равен 30 часам. Я тогда остался на втором месте.
- Серебряная медаль, - констатирует Миша и, подумав, уверенно заявляет: - 30 часов - это сейчас уже не предел.
- Петух ты, - качает головой главный геолог. Ветер постепенно усиливается. Начинает переметать
поземка. Снежные ручейки текут между валунами, а выйдя на ледяную равнину, распластываются, сливаются в сплошное покрывало. Ноги по щиколотку купаются в снежном потоке.
- Если ногу босую подставить, пятки можно щекотать,- приходит в голову Мише идея.
- Ну ты себе щекочи на здоровье, а мы пойдем в лагерь, - сердится главный геолог. - И когда же эта проклятая погода кончится. Так мы ничего не наработаем. Экскурсии будем устраивать, тары-бары разводить. А мне через год на международном конгрессе геологическую карту надо представлять.
Часа два спустя, перевалив через невысокий горный гребень, мы оказываемся в виду лагеря. Пять круглых палаток среди валунов, а поодаль на ровной снежной равнине две оранжевые «Аннушки».
- Красивое место выбрали, - любуется главный геолог, - куда лучше, чем в старом лагере. Наш начальник позаботился. Сейчас придем, обед нам летчики сварили, а вечером чайком побалуемся.
На спуске Миша и Пэпик торопливо устремляются вперед. Главный геолог хватается за меня, чтобы не скользить.
- Вот говорят, - продолжает он, - что начальник грубиян, бука. Зато дело свое знает. Недаром я его выдвинул.
- Так это вы?
- Ну а кто же, мне эта должность сейчас ни к чему, да и наукой кто тогда заниматься будет? В институте-то он подо мной ходит, ну а здесь, пожалуйста, я под ним похожу. Мы люди не гордые. Молодым везде у нас дорога.
- Раньше вы с ним не ладили.
- Ну, тогда молод он был, горяч. Сейчас поутих, а со временем перемелется - мука будет. Диалектика. С людьми надо уметь работать, воспитывать. А я как-никак лучшим лектором считаюсь по району.
- А по городу?
- Ну, по городу не знаю, а по району это уж точно. Да, кругом диалектика. Вот возьми себя. Разве ты за эти шесть лет не изменился? Изменился. Кое-каких успехов в науке добился. Ну, не ахти каких, но все же. И позволять себе стал больше, не все я вижу тебе у нас нравится, иронизируешь порой над старшими. Не спорь, не спорь, стреляного воробья на мякине не проведешь. Вот оно время, что с людьми делает. Ну, правда, и мы теперь с тобой деликатнее. В маршруте мне теперь Пэпик помогает. Нет, двери мы перед тобой не закрываем, захочешь помочь - спасибо, не захочешь - и не надо. Специальности у нас разные, в городах живем разных. У нас-институт, у тебя - университет, ну и на здоровье. Нам ведь нечего делить. Уж если на чистоту, потому и взяли тебя. Ну и, конечно, знали, что ты свинью нам не подложишь. В экспедицию людей подбирать толково надо, а то потом хлопот не оберешься. Я-то механику всю эту знаю, на ней собаку съел. И ты присматривайся, учись, мы уйдем - вам ведь руководить придется. А это не легко, ой не легко. Шею сломать можно.
В лагере нас встречает начальник, свежевыбритый, крепко пахнущий тройным одеколоном.
- Все в порядке? - холодно спрашивает он у главного геолога. - Что задержались, я уже ракету хотел давать, не видите - пурга начинается.
- Все знаем, не маленькие. Ты бы об обеде побеспокоился.
- Обед давно готов, мы уж поели, а порядок должен быть порядком.
- Опять ты за свое. Я за группу отвечаю.
- А я за весь отряд несу ответственность.
- Ну ладно, - хмурится главныи геолог, - о том, кто за что отвечает, поговорим с тобой отдельно.