И тут Иван Иванович выкинул дикую штуку: он поотстал, разогнал газик до бешеной скорости и вдруг, почти положив машину набок, выскочил одними колесами на самую обочину, а другими прошел по откосу и обошел грузовик. Машина на мгновение встала на один бок, пронеслась по откосу и снова выскочила перед самым радиатором грузовика на дорогу. Знаете, как в цирке мотоциклисты по стенке? Шофер грузовика только рот разинул, а мы и испугаться не успели. Сделано это было воистину лихо, и мы, пассажиры, все великие ценители автомобильной езды, в один голос сказали:
— Вот это класс!
Трюк был до того здорово исполнен, так неожиданно красив и смел, что Иван Иванович из механика и плохонького водителя, про которого наши шоферы говорили: «Э, да что с него взять, механик!» — сразу вознесся на вершину памирского шоферского Олимпа. Но беда заключалась в том, что этот трюк, создавший Ивану Ивановичу, средненькому московскому водителю и механику, сверкающую репутацию памирского аса, оказался случайной удачей.
Через некоторое время Иван Иванович повез в том же «козлике» людей на крайний юго-восток Памира, в Кызылработ. До половины дороги машину вел шофер-любитель, а Иван Иванович сидел рядом. Дорога была неважная, но сперва безопасная. Затем за баранку сел Иван Иванович. Дорогу эту он не знал, а дорога становилась узкой, поднималась высоко над рекой, делала ряд резких закрытых поворотов. И вот здесь Иван Иванович захотел блеснуть, чтобы всем было ясно: вот, мол, до сих пор машину вел любитель, а теперь ведет мастер. И он погнал машину без расчета. На дороге, идущей по узкому карнизу высоко над рекой, он вылетел на хорошей скорости из-за закрытого крутого поворота — и увидел перед собой еще более крутой поворот! И тут он испугался, не сумел вырулить и сделал непозволительное: оставив баранку, а следовательно, и пассажиров, он выбросился из машины. Машина пошла под откос, прокувыркалась семнадцать метров с почти отвесной скалы и упала на галечник. А пассажиров она рассыпала по скале. Один из пассажиров каким-то образом оказался невредим, у второго было сильно разбито лицо, у третьего — перелом таза, его долго лечили, и он выздоровел. Иван Иванович, выбросившийся первым, был найден лежащим у подножия скалы с раздробленным черепом. Он похоронен на холме в Чечекты, над Памирской биостанцией.
О Васе Кисине я писал в рассказе «Вниз черед снега и перевалы», где описывалось как мы с ним в 1937 году целый месяц пробивались из Хорога в Ош с лопатами в руках. Это был замечательный парень и лихой водитель. На следующий год в середине зимы он опять застрял и оказался с машиной, полной мануфактуры, под перевалом Кызыларт. Заносы были и сзади, и спереди, бензина не было, продовольствия тоже. Февраль и март Кисин прожил один в своей машине. Раз в неделю он пешком ходил за перевал, за тридцать километров, к дорожному мастеру за хлебом. А потом зарывался на неделю в мануфактуру и ждал. Людей поблизости не было, и поэтому его иногда навещали волки. Правда, изредка проезжали пограничники и, не видя его, кричали:
— Эй! Ты еще живой, Василий? — И он выбирался из груды мануфактуры и отвечал, что пока еще живой. Ему подкидывали банку-другую консервов. — Да иди ты вниз, Васька! Плюнь на все, ведь пропадешь, — говорили ему, но он отвечал:
— Нельзя! И машину растащат, и мануфактуру. — И оставался. Оставался один, голодный, два месяца, пока не расчистили дорогу через Алайскую долину.
А вот еще один тип и характер.
Шофер Б., который тоже в числе других в 1937 году пробивался вниз, в Ош, был человеком совсем другого склада. Он отличался упорством в работе. И когда мы копали себе дорогу вниз, через снега и перевалы, он вел себя молодцом. Шофер он был тоже первоклассный. А вот во время войны прославился как «король калыма» Драл с живого и мертвого все, что можно, спекулировал и жульничал. Транспорта ведь почти не было, и он, насажав полную машину людей, вымогал последнее у женщин и детей. К концу войны он отгрохал себе не то семи-, не то десятикомнатный дом и соответственно обстановку. А вот недавно мне кто-то говорил, что нынче он церковный староста. Вот это совсем интересно. Хочет, значит, грехи отмолить, за то, что в тяжелые военные годы женщин и ребятишек грабил!