Долгие довоенные годы в Памирской экспедиции САГУ работал шофер Петя. Это были годы, когда только-только открылся Памирский тракт и когда каждый рейс из Оша в Хорог был почти то же, что марш Ливингстона через Центральную Африку. Отличительными чертами Пети были хладнокровие, доходящее до безучастности, неутомимая, но неторопливая трудоспособность и великая смекалка.
Слетев в кювет (что случалось с ним не единожды оттого, что в те времена машины нашей экспедиции работали многие сутки подряд), он не пугался и даже не удивлялся. Он осматривался и спокойно оценивал обстановку. При этом он сохранял невозмутимость на физиономии, даже если она у него была вся в крови. Затем, приняв решение, он начинал действовать и действовал до тех пор, пока машина не приходила в движение.
Петр был безотказен в работе. В любые заносы, через любые плывуны и броды он подвозил продовольствие во все отряды, причем работать мог сутками. Когда доходил до полного изнеможения, то просто засыпал. Он мог заснуть лежа под машиной, или за баранкой, или сидя за столом. Вот чтобы он спал в постели, мне видеть не приходилось.
У Петра было повышенное чувство справедливости. Если его ругали за дело, за нерадивость, за подвох, он всегда по-честному признавался и не возражал. Он пожимал плечами и говорил что-нибудь вроде:
— Ну правильно, ну я ничего не говорю! Ну отдам, отдам, ну сделаю!
В самые лютые морозы, две недели не выпуская лопаты, он мог копать снег, расчищать дорогу, чтобы забросить продовольствие зимовщикам, без которого они бы голодали, без которого зимовка была бы сорвана.
Он первым прорывался на Памир весной и провозил такие вещи, которые провезти, казалось бы, невозможно. Например, на озеро Каракуль он в своей маленькой машине притащил здоровую лодку. Вообще же славу Петька имел громкую и скандальную как жулик, пытавшийся свинтить что-то с чужой машины на рассвете, исходя из пословицы, что «кто рано встает, тому бог подает». Но мне хочется вспомнить не этого жулика, а безотказного, спокойного и невероятно трудоспособного шофера, который день за днем, месяц за месяцем, год за годом гонял и гонял свой газик, снабжая все отряды и стационары, создаваемые неутомимой энергией начальника Памирской экспедиции П. А. Баранова, и продовольствием, и снаряжением, и приборами, и людьми.
Эта ломовая работа многих лет не принесла ему особой славы. Но зато его помнят на Памире до сих пор за неудачную попытку провезти с Памира барана (что запрещалось), одев его в тулуп и посадив в кабину под видом помощника. Весь Памир хохотал над Петькиной неудавшейся хитростью, когда пограничники, осматривавшие машину, в ответ на свое предложение пойти попить чайку услышали от закутанного в тулуп «помощника шофера» «бе-е-е». Вот это помнят и поныне.
А вот еще фигура: водитель Памирского ботанического сада…
С самых первых лет существования сада как я помню сад, так я помню Ямина Замирова — первого или, может, одного из первых памирских шоферов-таджиков. Во все экспедиции Ботанического сада: в Иркештам — за тянь-шаньскими елями, на Бартанг — за грушами и тутовником, на Ванч — за яблонями, во все маршруты — в Душанбе за людьми, материалами и продуктами, через Ош, через Калаи-Хумб — всюду гонял он свою старую полуторку и сколько принял с ней мук, знает только памирская дорога, пока наконец в ноябре 1953 года не пришла телеграмма, что Памирскому ботаническому саду выделен новый ГАЗ-51.
Собрались в тот же день. Страх, что кто-то перехватит машину, мгновенно погнал в Душанбе директора сада Анатолия Валерьяновича Гурского, старейшего сотрудника сада Михаила Леонидовича Запрягаева и Ямина. Погода была отвратительная, с минуты на минуту дорога могла закрыться, Сегирдаштский перевал уже, покрывался снегом. Памирский тракт на отрезке Душанбе — Хорог в эти годы был еще очень плох. Построенный во время войны, он только еще вступал в строй. Он был очень узок, на поворотах место было не для четырех баллонов, а для трех, подъемы круты, повороты — только-только чтобы завернуть. Были места, где на протяжении километра, а то и двух-трех встречные машины не могли разъехаться: одному из водителей приходилось подавать машину назад.
Все попутные и встречные шоферы в один голос говорили, что старушка машина Ямина никогда не вылезет на Сегирдашт. А Сегирдашт все заметал снег, и под перевалом Гурский приказал Ямину возвращаться, а сам собрался ехать на попутной машине. Но Ямин отказался: очень уж ему хотелось самому получить новую машину. И чудо случилось: старая машина переползла через Сегирдашт!
У Комсомолабада нужно было пройти знаменитый «Голубой берег», или, как его называли еще, «Прощай, молодость», — семикилометровую осыпь, которая именно сейчас, под дождем, все оползала и оползала. Дождь шел непрерывно, и, когда машина Ямина подошла к «Голубому берегу», он увидел, как перед ним кусок за куском исчезает засыпанная дорога. «Голубой берег» полз, дороги не было, и вскоре за машиной Ямина скопилась чуть ли не сотня машин. Лил дождь, никакой помощи и никаких тракторов не было и не предвиделось.