Выбрать главу

Пути и судьбы

В заключение моего рассказа о Центральном ленинградском кружке юных натуралистов мне хочется сказать несколько слов и о судьбе некоторых моих сверстников-юннатов.

Лева Белопольский — зоолог, с детства неутомимый и страстный охотник. Это было ясно всякому, кто видел его физиономию, с юности обсыпанную синими пороховыми точками. У него в руках разорвало патрон, который он загонял в берданку. Как ему при этом не выбило глаз, до сих пор не понимаю. После кружка он учился в университете, плавал на «Челюскине», жил вместе с его экипажем на льдине. Потом участвовал в походе «Сибирякова» и прошел с ним в одну навигацию из Атлантики в Тихий океан. В результате уже студентом носил два ордена. В те времена это было неслыханно. Потом работал на Севере. Последнее время трудился в заповеднике под Калининградом. Сейчас он профессор Калининградского университета. Жизнь Левы, начатая с таким блеском с «Челюскина», после изрядно его трепала, но он жив и работает доныне, старый юннат, старый полярник Лев Осипович Белопольский.

Зига Лунь — страстный орнитолог, в кружке он все время хотел сделать что-то чрезвычайно хорошее, как-то отличиться. Рано «заразился» Арктикой, работал в Арктике и погиб в Арктике. В 1933 году он и его напарник исчезли во время зимовки у восточного берега Обской губы. Что произошло, как они погибли, не знает никто. Известно только, что он сам рвался на зимовку, сам ее организовывал, а весной обоих зимовщиков уже не было… Предпринятые поиски ничего не дали. Мне недавно писал другой наш юннат, К. Чапский:

«Так эта трагедия и осталась невыясненной. Зига был чудесный человек! Мне до сих пор не по себе от этой страшной смерти. И неизвестно, что и как. Мог и медведь напасть, могло оторвать на льдине. Никто ничего не знает, никто!»

Жорж Новиков — зоолог, организатор и участник всех событий в кружке, всех дел кружка и всех его экспедиций. Хорошо ходил, хорошо пел, добросовестно работал. Он был типичный комсомолец двадцатых годов, в этой роли его можно было снимать в кино без репетиций и без грима. Защитил кандидатскую и докторскую, стал профессором, написал много учебников и научных работ. Он в юности был принципиальным и честным, таким и остался. Он доказал это во время дискуссии о виде. Сейчас он опять, как прежде, командует своей кафедрой.

Константин Чапский — крупный полярник, зоолог, специалист по морскому зверю, доктор и профессор, здравствует и поныне. Работал в Институте рыбного хозяйства, в Арктическом институте, потом в Зоологическом, ездил на Новую Землю, в Карское море, на Анадырь, но куда бы ни ездил и где бы ни работал, занимался только одним — занимался тюленем. Не зря его звали Костя-Главтюлень.

Сева Дубинин — юннат последнего призыва в Центральном кружке. Хороший зоолог, доктор наук. Был правой рукой академика Павловского, директором Зоологического музея в Ленинграде. Очень рано умер от инфаркта.

Женя Ордовский прекрасно знал птиц по голосам, хорошо ходил, хорошо пел. Не только знал птиц, но и хорошо их рисовал и вообще хорошо рисовал. Окончив школу, он пошел в архитектурный институт.

Шура Слободов пришел в наш кружок из кружка при Ленинградском зоосаде и участвовал только в последней экспедиции. В университет не попал, поехал в Таджикистан и был убит в 1933 году басмачами.

Сейчас вот вспоминаешь о ребятах нашего кружка, о тех, кто долго, по-настоящему были у нас в юннатах, и невольно делишь их на две группы. Одни стали профессорами, крупными учеными, много сделали для науки, были в крупных экспедициях, много поездили. Другие погибли по дороге в науку: утонули в море, убиты басмачами…

Впрочем, были и такие, что свернули в сторону от биологии и от науки, но о них я мало знаю.

Говоря о Центральном кружке юннатов, нельзя не сказать о наших руководителях — о Сергее Владимировиче Герде и его помощниках Федоре Леонидовиче и Михаиле Леонидовиче Запрягаевых.

Руководитель нашего кружка Герд был маленький человек, совершенно лысый, без бровей и ресниц и почти совсем глухой. Слушал он через какой-то аппарат. Но первое впечатление о нем как о старике было неверно. Он был лыс и глух, но это сделал не возраст, а скарлатина. В пору моего с ним знакомства ему было всего около тридцати лет.

Роль Сергея Владимировича в воспитании и формировании юннатов и как людей, и как будущих исследователей была очень велика. Он был всегда спокоен, всегда улыбался, никогда не повышал голоса и никогда не шутил. С юннатами, особенно на заседаниях, он никогда не спорил, не горячился, а брал какого-нибудь строптивца под руку, отводил в сторонку и, называя его «мой мальчик», тихо, но твердо втолковывал ему все, что надо.