Рассказ этот я слышал неоднократно. На месте этой находки вырастал прииск, смотря по рассказчику, то «Счастливый», то еще какой-либо. Золотоискатель мог быть и молодой, и старый, обычно друг и «кореш» рассказчика, и происходило это здесь, или в Якутии, или на Колыме, но всегда были медведь, полотенце и пятьсот пятьдесят граммов золота. Не больше и не меньше, а именно пятьсот пятьдесят.
Я и прежде сталкивался с этими больными людьми, с самодеятельными золотоискателями. Они везде одинаковые. В заповеднике Тигровая балка от деда Павло, бывшего золотоискателя, доживавшего свои дни объездчиком в заповеднике, я по-наслышался о золотом промысле. Дед Павло никогда не рассказывал о годах каторжных работ и лишений, когда ему, мывшему золото в Алтынмазаре на Памире, не везло. А ведь так было долгие годы. Но с каким смаком повествовал он о том годе, когда ему с товарищами наконец «пофартило», и они сдали столько золота, что всю зиму пьянствовали в Оше, а жили в гостинице: «Под одной кроватью, понимаешь, только белая головка, под другой красное, под третьей, понимаешь, консервы, селедочка, лучочек! И с утра, понимаешь, приходил специальный гармонист, и куда мы — туда и он. И всюду играет! И в номере, и в столовой. А в парк пойдем или по улице гуляем — мы, значит, впереди, а он, значит, сзади, и все играет!»
Эту добровольную каторгу с работой по полсуток в вечной мерзлоте многие месяцы за сомнительное счастье пьянствовать месяц-другой я еще застал здесь. Оно на глазах кончалось, это самодеятельное старательство, но еще существовало.
Мы прибыли в поселок еще в конце зимы. Голые деревья, бурые полегшие травы, снег по оврагам, распадкам и у подножия немногочисленных елей и пихт. Все мокро. Промерзшая на многие десятки, а то и сотни метров почва только-только начинала с поверхности оттаивать. Вот по такой предвесенней, чуть начинающей оттаивать тайге я и ушел в длительную рекогносцировку.
В поселке был сформирован наш отряд, там я получил и своих рабочих. Рабочие были у меня в течение лета разные, одни приходили, другие уходили, и только двое прошли со мной почти весь экспедиционный сезон. Это Коля и Счастливчик.
Коля и Счастливчик были воры, заключенные, но расконвоированные, и им еще предстояло досиживать и дорабатывать. Коля был крупный парень с белесыми волосами и бровями, добродушным круглым лицом и удивительными ярко-голубыми глазами, почти лишенными ресниц. Он с виду был, пожалуй, несколько флегматичен и мешковат, но это впечатление было неверно: когда он хотел, у него были и энергия, и быстрота, и ловкость. При первом знакомстве разговор был у нас следующий. Я спросил:
— Как звать?
— Гайка.
— Это фамилия?
— Нет, прозвище.
— Мне твоих блатных прозвищ не надо. Как зовут?
— Ну, Коля, Николай.
— Откуда?
— Ленинградский.
— А, земляк. Где же ты жил?
Он сказал.
— А работал где? — задал я не совсем удачный вопрос.
— Да больше в трамваях, — ответил Коля. — А теперь стало можно и в музеях. Там ротозеев полно. Но в музеях нужен костюм.
Я засмеялся. Коля удивился и сказал:
— Чего смеетесь, начальничек, чему удивляетесь? Вы же читали, у вас характеристика на меня есть. Там все прописано.
— Да я, по совести, не смотрел характеристику, — сказал я.
— Как так не читали? — удивился Коля. — Мы же в лес идем, надо знать, с кем идешь, у нас всякие есть.
— Ладно, — сказал я, — потом посмотрю. Ты вот скажи, сколько тебе лет?
— Двадцать два.
— Рецидив?
— Рецидив.
— Который?
— Третий.
— Не надоело?
— Пока нет.
— С каких же лет ты начал?
— С четырнадцати.
— Сколько еще сидеть?
— Год с довеском.
— Ясно. Но только, скажу тебе откровенно, профессия у тебя дрянь!
— Почему это?
— Заработки низкие. Очень мало зарабатываешь.
— Ну как сказать!
— Да как ни говори. Все одно. Вот давай считать: сколько ты был на свободе перед последней посадкой?
— Четыре месяца.
— Считай теперь. Сколько ты взял за эти четыре месяца? Ну?
— Да разве упомнишь?
— А ты вспомни!
Мы сели, и я взял бумагу. Колины коллеги были явно заинтересованы. Говорил он много, я чувствовал, что он привирает, но не останавливал. Коля грыз ногти и говорил, а я записывал.
Подсчитали. Вышло, что Коля за четыре месяца «заработал», по его словам, около четырнадцати тысяч. А на последних тысяче двухстах рублях попался и получил три года. Выходило, что он за три года и четыре месяца имел средний «заработок» всего триста пятьдесят рублей в месяц. Коля и вся аудитория были смущены.