Погода, которая сначала не баловала, теперь установилась теплая, и лиственничники, сменившие свою черно-красную окраску на черно-зеленую, а потом на просто темно-зеленую, стали очень красивы. На болотах стеной поднялись вейники. Шли дожди, и стало парить. Но ручьи были чисты, прозрачны и холодны. И вода в болотах с коричневой торфяной жижей была холодна. Так было и все лето. Какая бы жара ни была, болота и реки были все лето ледяные.
Дело в том, что под небольшим слоем протаявшей почвы лежала вечная мерзлота, вечномерзлые почвы. Даже в самые сильные летние жары, копая почвенные ямы на глубине метра, натыкаешься на вечномерзлый слой. Почвы протаивали на глинах и суглинках на метр, на песках — на два-три метра, но глубже начиналась мерзлота. Из-за этого водонепроницаемого слоя мерзлоты здесь такое большое количество болот: если вода не может пройти сквозь почву в глубину, лес или луг заболачиваются.
На железной дороге, которую тут строили, сначала не знали, что делать. Мерзлота выкидывала непрерывные фокусы: полотно железной дороги то проседало, то вспучивалось. Железнодорожную насыпь обнажали от трав, чтобы земля прогревалась, чтобы загнать мерзлоту поглубже, но мерзлота местами оставалась, и полотно колебалось и плясало. Когда строили дом, то землю под ним закрывали сплошными щитами, чтобы защитить ее от наступления мерзлоты. Но дом перекашивало, одна часть фундамента уходила в раскисшую почву, другую выпирало мерзлотой, дом трескался и разрушался.
И тогда, вместо того чтобы бороться с мерзлотой, ее призвали в союзники. Полотно прикрыли торфом и дерном, чтобы оно летом сильно не прогревалась, и мерзлота вошла в полотно. Тогда полотно застыло в неподвижности, опершись на мерзлоту, как на каменный фундамент. Под домами убрали щиты, и мерзлота вошла под дома, вморозила в себя фундаменты, и дома перестали трескаться. Только в одном отношении мерзлота продолжала оставаться врагом — в отношении водоснабжения. Зимой реки и озера покрывались более чем метровым слоем льда, ручьи и маленькие речки промерзали до дна. В колодцах вода исчезала, потому что мерзлота снизу соединялась с промерзающим сверху водоносным слоем.
Но оказалось, что выход все-таки есть. Обнаружилось, что под реками, которые с поверхности одевались зимой мощным слоем льда, все же идет в глубине какой-то подрусловый поток воды, как бы подземная река. В песках, в наносах, в галечниках, подстилающих русло под замерзшей рекой, всю зиму продолжает течь этот подрусловый поток. И люди добирались до этого потока колодцами или буровыми скважинами и получали воду и для поселков, и для промышленности, и для железных дорог.
К началу лета рекогносцировка была закончена. Было выбрано несколько массивов под колхозы и совхозы, и на этих массивах начали детальную съемку специальные отряды почвоведов, геоботаников, геологов. Теперь я работал только с отрядами геоботаников.
Давно ли мы прошли с рекогносцировкой по этим лесам, и тогда они были голы, под ногами хлюпал то снег, то раскисшая, переполненная влагой почва, покрытая бурыми пожухлыми мхами и травой. Сейчас все было зелено, все цвело. Над болотами стеной поднимался зеленый вейник, в лесу под пологом зеленых лиственниц цвели фиолетовые рододендроны, розовые шиповники.
Когда, закончив рекогносцировку, я добрался до своего отряда, работавшего далеко в сопках, дни были уже жаркими и душными. Теперь дожди выпадали часто, болота и леса переполняли воздух влагой. Парило, над лагерем висела завеса комаров, оводов и слепней. Весной вся эта кровососущая нечисть работала в несколько смен. Ночью нападал гнус (мокрецы), его было так много, что к утру на тех местах, где одежда прижималась к телу, например вокруг пояса, оставались черные полосы от раздавленного гнуса, пробравшегося под одежду. Вечером, пока было тепло, атаковали тучи комаров. А днем над лагерем висели тучи оводов и слепней.
Но сейчас, когда было и днем жарко, и ночью тепло, все эти летучие отряды «работали» почти круглосуточно. Над лагерем, к которому мы подошли среди дня, висела туча насекомых, она колыхалась, поднималась и опускалась, кидаясь кусать и жалить в любое открытое место тела. Гнус набивался в нос, в рот, несчастные лошади были загнаны в кусты, где бились, непрерывно обмахиваясь хвостами, встряхивались, терлись о кусты. Лошади были сплошь покрыты слепнями и оводами, на спине и по бокам расплывались кровавые пятна от сильных укусов. Никакие дымокуры не помогали. Было ясно, что еще несколько таких дней — и лошади просто погибнут, их нужно было отправлять на базу.
В лагере, куда мы попали после обеда, народу было мало, большинство предпочитало пообедать на сопках, где-либо на обдуваемом склоне. Там я нашел своих. Здесь на склончике веял ветерок и было сносно. Счастливчик, работавший у геоботаника Ветруши, перебирал струны гитары. Ветруша спал, укрывшись с головой, рядом с ним, обмахивая его веткой, сидел Коля и читал «Методику полевых геоботанических исследований». Остальные рабочие кто спал, кто так лежал.