Голова у меня была ясная, усталости как не бывало. Я рассказал старикам много интересного. Кажется, я был с ними даже предельно откровенен и рассказал им о себе такое, чего никто из ближайших моих друзей не знал. Я рассказал им, кажется, даже о своей первой любви. Старики решительно во всем мне сочувствовали и со всем соглашались. Они во всем меня одобряли. Это были хорошие старики. Когда моя откровенность достигла предела, я сообразил, что я пьян, но голова у меня была ясная и мне было хорошо. Гораздо хуже было, что при довольно-таки ясной голове ноги перестали меня слушаться. Меня качало, как моряка в хороший шторм на палубе маленькой шхуны. Мне даже приходилось время от времени приседать, когда земля уж слишком раскачивалась.
Чтобы перейти мостик через речку, хотя он был метра полтора-два в ширину, мне пришлось предварительно прицелиться и сразу перебежать его, а то я рисковал, что он убежит у меня из-под ног.
Физики были совершенно сражены моим видом и походкой, когда я явился к ним в обществе двух стариков, которых представил им как своих лучших друзей. Но физики торопились и просили меня не затягивать прощание с моими лучшими друзьями. А я все не мог с ними расстаться, мы сходились, целовались, потом опять расходились. Наконец, трижды расцеловавшись с Серегиным и его другом, я кое-как влез в машину, и она тронулась.
Долгие годы я скрывал свой позор: напился, что называется, до безобразия всего за двадцать минут! Физики тоже меня не выдавали. Но сейчас, когда минуло уже много лет и срок давности преступления истек, я могу в нем признаться.
В общем машина наша тронулась, и мы засветло миновали все рискованные мостики, так что дождь, который там, в горах, хлынул вечером, нас уже не поймал.
А профиль в Ферганском хребте, который я все-таки сделал, много лет помогал мне. Он показал, что растительность очень сухих гор, и таких, как Памир, и очень влажных, таких, как Ферганский хребет, хотя они и расположены рядом, на одной и той же широте, может быть совершенно различной; только на самом верху, в высокогорьях, в альпийском поясе, наблюдается некоторое сходство, общность растительности, встречаются одни и те же виды растений.
А по поводу влияния человека, превратившего Ферганскую долину в сплошной оазис, я должен сказать следующее. Хотя метеостанции и не показывают резкого увеличения осадков на Ферганском хребте за последние годы, тем не менее там наблюдается сейчас более широкое распространение влаголюбивых типов растительности, чем прежде. Таким образом, оазис в Ферганской долине как будто оказывает некоторое благоприятное влияние на растительность хребта. Это редко где можно констатировать, но вот здесь, на Ферганском хребте, это так.
Непокорный Мататаш
— Круто, — сказал я, глядя вверх и вправо, и влево. — Крутенько. Тут не влезть. Тут действительно дороги нет.
— Да, круто, — подтвердил Мусса, отходя от скальной стены, чтобы лучше было видно вверх. При этом он сплюнул свой «насвай», который имел обыкновение засыпать в рот и непрерывно сплевывать. Это меня всегда смущало, когда он бывал у меня в гостях или посещал со мной моих друзей. Мусса плевал, как верблюд, и за полчаса мог оплевать очень значительную площадь.
Мы стояли с Муссой и Глебом под самой скалой, той самой, в отвесной стене которой находится пещера Мататаш.
Еще до моего приезда на Памир, в Ташкенте, мне рассказывали легенду о том, что в этой пещере у Рангкуля лежат несметные сокровища. Лежат они открыто, и все о них знают, их даже видно, но достать их совершенно невозможно. Лежат эти сокровища в больших мешках, наваленных штабелями у самого входа в пещеру. Но залезть в пещеру нельзя: она находится в крутом склоне высокой горы, и охраняют ее орлы, древние заклятия и крутизна склона, по которому влезть в пещеру никак невозможно.
И вот, когда мы втроем — Мусса, Глеб и я — подошли к стенке скалы над озером Рангкуль, то сразу убедились, что пещера действительно существует и что стена горы, в которой она расположена, действительно гладкая и крутая. Общий склон этой горы имеет высоту метров четыреста пятьдесят — пятьсот, а пещера находится примерно в двухстах метрах от подножия, может, чуть повыше. И сверху, от гребня, до пещеры тоже около двухсот — двухсот пятидесяти метров.