Тогда я перевернулся на спину, набрав как можно больше воздуха в легкие. От этого, хотя ноги и тонули, тело мое обрело плавучесть и лицо было все же над водой. Так я отдохнул немного и поплыл дальше к острову. В этот момент Глеб с рыбаками начали кричать мне, но, видя, что я не реагирую, вскочили в свою резиновую лодку и стали выгребать ко мне. Подоспели они вовремя: под самым берегом я совсем обессилел.
Остров, на который мы выбрались, был невелик, и на нем гнездовала целая колония гусей. Ходить по острову надо было с осторожностью, чтобы не наступить на яйца или птенцов, ибо большую его часть покрывали гнезда. Гнезда были и с одним яйцом, и с многими, были и с гусятами, очаровательными желтыми комочками. На некоторых гнездах гуси сидели твердо, не шевелясь при нашем приближении, но большинство родителей взлетало и тревожно описывало круги у нас над головой.
Когда мы ходили по острову, оказалось, что расхлюстанные ботинки старшего из рыбаков почему-то вызывают у гусят нежность и какие-то сыновние чувства, и они толпой следовали за ними. Мои же босые ноги не вызывали у гусят никаких ассоциаций. Мне потом объясняли орнитологи, что гусята, цыплята и многие другие птенцы, вылупившись из яйца, кидаются за первым движущимся предметом, который увидят, принимая его за мать. И гусята бежали за нашим дядей Васей толпой. Они беспокойно пищали, когда Василий шел быстро и они начинали отставать, а когда он останавливался, они, успокоенные, сразу садились вокруг.
Трагедия наступила, когда мы стали садиться в лодку. Несколько гусят с писком кинулись вслед за Василием и поплыли. Один гусенок даже с размаху перескочил через край лодки, шлепнулся на дно и уселся рядом с Василием. Остальные не отставали от нас и плыли за лодкой. А на берегу они побежали за нами в лагерь. Когда мы уезжали с острова, я потребовал было, чтобы Василий разулся и оставил там свои ботинки: тогда гусята остались бы сидеть возле них, но оказалось, что у нашего рыбаря эта пара обуви единственная. Тогда Глеб решил вечером свезти гусят обратно. Гусята легли у палатки на траву и, усталые, заснули.
Когда мы сели обедать, я вдруг почувствовал страшный зуд во всем теле. Я весь горел, горели все сгибы, все складки на теле, точно меня смазали горчицей. Я осмотрел себя, и оказалось, что все места, где кожа потоньше — под коленками, под мышками, под подбородком, — были красные, точно их натерли наждаком. Это, видимо, меня обгрызли бокоплавы. Просто удивительно, как быстро они сумели меня обработать за то время, что я был в воде.
К слову сказать, нашим рыбакам насчет рыбы на Рангкуле не повезло так же, как и на Каракуле. Успех пришел к ним несколько позже, через месяц. На озере Булункуль, на границе Восточного Памира, они обнаружили обилие рыбы — османа и маринки. Здесь можно было вести даже промысловый лов. Это было одним из первых открытий Памирской экспедиции САГУ. И сделал его ихтиолог Глеб Сокуров. К сожалению, недолго удалось проработать Глебу. Только до войны. С войны он не вернулся. А какой был замечательный парень, какой умница, какой ученый!
С того времени лов рыбы в Булункуле ведется регулярно. Иногда рыбаки налавливают там столько рыбы, что ее некуда девать. Тогда рыбу выпускают в одном мелком заливе, отгороженном от остального озера как садок. Интересно, что об этом сразу узнали орланы-белохвосты, питающиеся рыбой. Орланы бросили сами промышлять рыбу, поселились рядом и стали брать рыбу из залива.
После этого я долго не был на Рангкуле. Оттуда я ушел на восток, на Шадпут, в страну растений-подушек. На следующий год был маршрут на Аличур и Бартанг, еще позже — на Рушан. Потом был Дальний Восток. А потом была война…
Вернувшись с войны на Памир, я пещерами совершенно не интересовался вплоть до 1950 года, когда на Памирскую биостанцию приехал инженер А. Блещунов и начал новые поиски в пещерах.
Блещунов был, кажется, кораблестроитель. Кроме того, он был альпинист и хороший организатор. Он сколотил целую поисковую группу, в которую сманил несколько сотрудников биостанции, в том числе Кишковского. Всего в том году вместе с Блещуновым в пещерах работало пять человек. Все, что он сделал, он описал и опубликовал в альпинистском сборнике.
Прежде всего Блещунов хотя и издали, но хорошо описал пещеру Мататаш. Осмотрев крутую стенку под пещерой, он тоже, как и Мусса, предположил, что в пещеру можно попасть только по какому-то внутреннему ходу.
Затем Блещунов разгадал, откуда в пещере в серой скале могли появиться белые предметы. Он писал:
«Свод пещеры светло-серого цвета и несколько выдвинут вперед: осыпающаяся с него мучнистая беловатая пыль, засыпая крупные камни, и образует горизонтальную светлую полосу у входа в пещеру. Вот эта-то полоса и вызывала самые различные предположения: штабель мешков с сокровищами, камни, обгаженные грифами, наносы, осыпанные сверху известью».