Можно предполагать, что тростник проник сюда вдоль рек, когда климатические условия здесь были несравненно мягче и тростник мог расти не только у теплых источников, но и вдоль всей поймы Оксу и ее притока Истыка.
Конечно, исчезновение некоторых растений на Памире можно объяснить и деятельностью человека. Так, например, человек во многих местах Памира истребляет кустарники на топливо. В долине Аличура в начале тридцатых годов можно было встретить стелющиеся ивы. Сейчас их там нет. А вот в юго-восточном районе Памира, в горном массиве Акташ, на высоте около четырех тысяч метров, и сейчас встречаются некоторые кустарники: кашгарский барбарис, шиповник. Растут они в самых теплых, закрытых щелках, выходящих на юг; и вот они-то явно вымирают на наших глазах, причем не по вине человека, а сами, ибо как топливо они интереса не представляют и человек их не трогает.
Миновав Джартыгумбез, мы выскочили на луга у подножия перевала Кукджигит, и тут что-то коричневое, большое, сидевшее на кочке как-то странно метнулось и исчезло. Сурок? Но это был не сурок, что-то другое копошилось между кочек. Мы выскочили из машины и побежали — кто с ледорубом, кто с фотоаппаратом. В болоте среди кочек бился молодой беркут. Он выскакивал на кочку и расправлял крылья, наклонялся, но, вместо того чтобы после этого взлететь, падал между кочками. Ранен? Болен? Оказывается, просто обжора. Рядом между кочками валялись клочья шерсти, лапа и хвост сурка. Весь остальной сурок находился в зобу у беркута. Мы накинули на него ватник, связали ноги и запихнули в мешок, оставив открытой только голову. Так, в спеленатом виде, со связанными ногами, он и совершил, лежа у меня на коленях, всю дорогу на Зоркуль и обратно в Чечекты, на биостанцию.
Интересно, что после того, как его поймали, он в сущности совершенно не сопротивлялся, не пытался вцепиться в меня когтями, а лапы у него страшные. Пятисантиметровые острые когти украшают его пальцы, а в верхней части лапы имеют толщину человеческой руки и наделены чудовищной силой. Ведь беркут догоняет лисицу и даже молодого волка, хватает их одной лапой за морду, а другой за крестец и ломает им позвоночник. Клюв беркута наносит поистине страшные раны, он просто режет как ножом. Удар его клюва вырывает полосу мяса с кожей и шерстью сантиметров десять длиной и пять-шесть глубиной. Но против нас он даже не пытался применить ни свои лапы, ни клюв, он как-то сразу смирился. Несколько дней он лежал у меня на коленях, и, хотя всю дорогу я держал его за шею, он, конечно, мог бы улучить момент и клюнуть меня. Но он ни разу не пытался это сделать. Почему? Может, он понял, что сопротивляться бесполезно? Иди, может, не считает человека своим смертельным врагом?
За месяц до этой поездки на Рангкуле Ульджачи при мне свалил издалека архара. Мы не торопились к нему, и первым подоспел к архару расторопный беркут. Когда мы, всего через несколько минут, подошли, то у архара нога и бок оказались уже сильно исклеваны, а из бока архара были вырваны целые куски мяса.
Белоголовые сипы, обладающие еще более мощным клювом, чем беркут, таких страшных ударов нанести не могут. Но ведь это не хищники, не охотники, а поедатели падали. Сипы неповоротливы, сами почти не охотятся, а питаются за счет других охотников. К таким пожирателям падали относится и живущий на Памире гриф-бородач. Белоголовые сипы, или джору, как их называют киргизы, — это огромные, мощные птицы с размахом крыльев два — два с половиной метра. Голова и шея у них голые, морщинистые и достаточно противные, а маховые перья в крыльях снизу какого-то желто-розового цвета. Так что летящий сип, которого мы видим снизу, желто-розовый, а сидящий, которого мы видим сбоку, коричневый.
Как правило, сип летает, планируя, неподвижно распластав крылья, круг за кругом поднимаясь вверх, используя восходящие струи воздуха. Нередко он забирается на огромную высоту. Мне доводилось наблюдать сипов, например на Баландкиике, когда я сам находился на высоте 4000—4300 метров, а сипы, судя по окружающим вершинам, кружили надо мной на полтора — два километра выше. Сипы там довольно многочисленны, и видел я их неоднократно, причем они забирались на такую высоту, что превращались просто в точку. Имея карту и зная высоту окружающих вершин и хребтов, я мог установить, что сип патрулирует свой участок, кружа над ним на высоте пяти — пяти с половиной и даже шести тысяч метров. Я думаю, что у каждого сипа или, может быть, у пары есть свой участок. В разных частях долины Баландкиика сипы появлялись в разное время, то есть, видимо, каждая пара просматривает свой участок в определенный час и, по-видимому, по определенному маршруту.