Лавины прекратились только под утро. Измученные тревожной ночью, мы рано покинули негостеприимный бивуак. На ледяном гребне Валентин, Владимир и Александр организовали надежную страховку, и я снова забрался в ледяную нишу и по ней пролез под карниз.
Опять в лицо мне летели мелкие осколки льда, разлетавшиеся в стороны при каждом ударе ледоруба. Опять я, в неудобной позе, замахивался ледорубом, каждый раз рискуя свалиться вниз. Наконец я прорубил карниз настолько, что смог встать во весь рост. Снизу раздался тройной вздох облегчения. Но радоваться еще было рано. Положение мое было очень неустойчивым. Сильно размахнуться для рубки карниза нельзя – можно потерять равновесие и свалиться вниз. За надежность страховки можно было ручаться – меня страховали трое. Но если в случае срыва я не «улетел» бы далеко, то все равно задержаться на острие ледяного гребня было невозможно. Предстояло одно из двух: прокатиться несколько метров (на длину свободного конца веревки) по склону, либо повиснуть над трещиной между карнизом и гребнем. И первое и второе было мало приятным.
Я испытал последнее средство. Скальным молотком начал забивать ледоруб в фирн. Когда древко на три четверти вошло в фирн, молоток сломался. Прочность древка ледоруба должна была теперь решить успех дела. Взявшись обеими руками за ледоруб, я уперся ногами в лаз, прорубленный мной в карнизе, и постепенно перенес всю тяжесть тела на ледоруб. В минуту, когда я повис над ледяным гребнем и видел, как древко прогнулось под моей тяжестью, я думал только об одном: «Лишь бы оно выдержало». В глубине сознания промелькнул пройденный подъем, изборожденный трещинами.
Подтянувшись на руках, я встал ногами на склон, и первая мысль, которая возникла у меня, была: «Сегодня мы будем на перевале».
Путь подъема по ледопаду при выходе на гребень хребта Академии наук
Поднявшись по склону на всю длину веревки, я вбил три ледовых крюка и к одному из них привязал себя. Встав затем на страховку, я помог Валентину добраться ко мне. Вдвоем мы втащили на веревке рюкзаки и прикрепили их также к ледовым крючьям. Последним поднялся к нам Владимир. Теперь мы прикрепились к крючьям вместе с рюкзаками и висели на шестидесятиградусном склоне, как гроздь винограда.
Нам пришлось еще дважды подниматься на полную длину веревки, чтобы выйти на третью террасу. Перевальная точка видна совсем рядом, отсюда до нее каких-нибудь 20—30 м. Но опять склон от террасы отделяет трещина. На этот раз через нее можно перебраться по снежному мосту. Блещунов переполз его при нашей надежной страховке. За ним этот путь проделали остальные.
Склон, на который мы вышли, невероятно крут. На нем тонкий слой ноздреватого снега, под которым чистый лед. Валентин неожиданно сорвался и покатился по склону, увлекая за собой целый пласт снега. Если бы не веревка, связывающая его с нами, его падение завершилось бы в трещине, через которую мы только что перебрались.
Последние метры перед гребнем хребта путь идет по льду. Мы с остервенением рубим ступени. Вот уже Бле-щунов дотянулся рукой до грани склона. Валентин помог ему – воткнул штычок ледоруба в склон у ноги Александра. Подтянувшись, Александр лег животом на гребень. Еще через несколько минут мы все стояли на перевальной точке.
Дует пронизывающий ветер, поэтому, не теряя ни минуты, мы установили здесь же палатку. Мы находимся на гребне хребта Академии наук. По ту его сторону лежит ледник Южный. Справа от нас в него впадает ледник, вероятно, это ледник № 6[33]. Юго-западное плечо Гармо не ниже северного, у подножья которого мы находимся.
В этом месте к хребту Академии наук примыкает Дарвазский хребет, который тянется отсюда далеко на запад. Ледяные склоны этого хребта опускаются к цирку ледника Южного.
Соседняя с перевальной точкой вершина оказалась небольшим снежным повышением хребта. Когда мы поднялись на нее, то не обнаружили там замерзшего озерка, о котором писали восходители 1932 г. Кроме того, эта «вершина» превышала перевал, где уже стояла наша палатка, не больше, чем на десяток метров вместо сорока. Это нас озадачило. Может быть, мы поднялись не на предполагаемый перевал через хребет Академии наук? Но более подробной разведки сегодня мы уже сделать не можем. Надвигается вечер.
Теперь, когда мы стоим на гребне хребта Академии наук, нам, как с самолета, виден весь ледник Бивачный. Не верится, что его поверхность изборождена трещинами и множеством ледяных игл и сераков. Отсюда он кажется ровной ледяной рекой, лишь кое-где подернутой рябью. От четырех фирновых бассейнов, питающих ледник, он уходит на северо-восток. У величественного массива пика Сталина он поворачивает к леднику Федченко, в еще более восточном направлении, скрываясь за правобережным склоном, В месте поворота отчетливо видна скалистая масса пика Реввоенсовета с тонкими снежными прожилками, спускающимися от снежной шапки вершины.
Пик Гармо совершенно заслоняет от нас вид на восток и юго-восток. В туманной дали юга и запада поднимаются тысячи незнакомых нам снежных вершин, на которые еще не ступала нога человека.
На хребте Академии наук
Ледник Южный в полутора километрах ниже нас, но мы сразу заметили разницу в строении ледников, лежащих по разные стороны хребта Академий наук. На западной стороне хребта, в отличие от восточной, ледники более спокойные, поверхность их относительно ровнее. Только местами они перерезаны глубокими трещинами. Поднявшись еще раз на выступ гребня, мы убедились в том, что наша перевальная точка не была тем местом, на которое поднялись альпинисты в 1932 г. Хребет тянулся перед нами на северо-запад до пика Молотова и от него изменял направление на северное. Немного севернее, не доходя до ответвления на восток первого контрфорса, отделяющего цирк № 1 от № 2, должен быть перевал, о котором говорится в описаниях 1932 г. В двух километрах от нас мы видим еще одно понижение в гребне и пологий спуск по фирну в цирк, из которого мы поднялись. Снежная вершина над первым контрфорсом и есть та самая, на которую поднялись альпинисты в 1932 г.
Таким образом, мы поднялись непосредственно к началу северного плеча пика Гармо по пути во много раз труднее и опаснее того, который имелся в северо-западном углу цирка № 1.
Осматривая отсюда весь путь нашего, продолжавшегося почти двое суток, семисотметрового подъема, мы убедились, что поднимались по краю северо-восточной стены пика Гармо. «Мы имеем основание гордиться, что смогли осилить все трудности этого опасного пути», – подумал я. Такого же мнения были и остальные. На гребне мы установили тур, в который вложили банку с запиской. С гребня на запад спускался крутой снежный склон – это был заманчивый путь вниз, на ледник Южный. Мы решили было им воспользоваться, но когда спустились с хребта метров на пятьдесят, раскаялись в нашем выборе. Фирн вдруг резко заканчивался, наружу выступала серая осыпь, и вниз к леднику уходил каменистый склон, прорезанный множеством кулуаров. Стоило нам сделать по нему несколько шагов, как камни пришли в движение. Обгоняя друг друга, они мчались вниз, увлекая за собой массу обломков. Мы видели как далеко внизу камни вылетели на белую поверхность ледника, застывая на ней темными пятнами.
Мы вернулись на гребень и в поисках более безопасного спуска отправились в северном направлении. Волнистая линия гребня здесь характерна снежными куполами с мягкими очертаниями и зубчатыми скалами. Между ними иногда нам попадаются маленькие замерзшие озерки с исключительно гладким и зеркально чистым льдом, по которому скользят острые зубья кошек.