Это — неплохие результаты, и мы не можем не чувствовать некоторого удовлетворения.
Наши многолетние исследования Прибайкалья, а также интересные и плодотворные работы предшественников показали, что мир пернатых Прибайкалья исключительно многообразен. Фауна птиц Прибайкалья уже насчитывает около трехсот тридцати видов, несмотря на то что она еще недостаточно изучена, и здесь, безусловно, будет сделано еще немало находок. Сейчас уже можно сказать, что фауна птиц северного Прибайкалья, за исключением некоторых отдельных его районов, изучена достаточно хорошо. Однако западное и восточное побережья этого озера почти не посещались орнитологами — для будущих орнитологов здесь открываются замечательные возможности.
Изучение фауны птиц Прибайкалья может дать пищу для самых глубоких размышлений, крайне важных и интересных выводов. Но всегда нужно помнить, что работа орнитолога на Байкале, как и во многих других горных странах, — одно из тяжелых и иногда опасных занятий. Только тогда, когда эта работа освещается страстью коллекционера и путешественника, она становится приятной и плодотворной, так как она уже не есть только физический труд, а захватывающее творчество.
В связи с исключительным многообразием орнитофауны Прибайкалья интересно вспомнить выводы из первых исследователей.
Известный натуралист Густав Радде летом 1855 года совершил путешествие почти вокруг всего Байкала, одной из главных целей которого было изучение птиц. Однако Радде навсегда вошел в историю Байкала не своими орнитологическими коллекциями и наблюдениями, а ошибочным мнением о чрезвычайной бедности Байкала в отношении животного мира. Для нас же самым интересным является тот факт, что Радде считал Прибайкалье крайне небогатым птицами. Он писал, «что не может быть и речи о видовом разнообразии, к это особенно оправдывается на пернатых». Радде в полной уверенности утверждал, что летом «при Байкале водятся» только два вида овсянок, из которых белошапочная овсянка «держится попарно на высотах», а второй вид, овсянка-дубровник, «водится небольшими стаями по всему побережью озера». В перечне Радде для Байкала встречается едва ли около семидесяти видов птиц.
Любопытный парадокс — именно по своей гидрофауне Байкал превосходит все пресные водоемы мира и именно орнитофауна Прибайкалья чрезвычайно многообразна по сравнению со всеми другими группами позвоночных, а род овсянок по разнообразию видов представляет собой уникальное явление для всей нашей страны и, кажется, для всей Палеарктики.
Здесь не место разбирать подробно причины ошибок Густава Радде, но следует сказать, что одной из причин было использование старых экспедиционных методов работы.
Если для некоторых других районов страны такие методы до сих пор не потеряли своего значения, то на Байкале их нужно чередовать, а иногда и полностью заменять стационарными и полустационарными. Только многолетнее стационарное изучение фауны птиц может удовлетворить запросы современной зоогеографии, особенно при изучении колебаний границ распространения птиц и для изучения многих других проблем. Эти методы исследования могут очень полно выявить фаунистический состав и точно наметить границы распространения отдельных форм.
ПРОЩАЙ, ОЧАРОВАННЫЙ БЕРЕГ
В одном из стихотворений Гейне сказал, что мир постоянно меняется и может казаться нам то молодой красавицей, то ведьмой, в зависимости от того, через какие очки мы на него посмотрим — выпуклые или вогнутые.
Во время экспедиций по Байкальскому хребту мы объединяли в себе два разных мира — мир цивилизации и мир безлюдья. К концу пашей работы между ними возникали конфликтные отношения.
В-последние дни путешествия мир цивилизации начинал превращаться для нас в молодую красавицу. В гольцах уже лежал ослепительно яркий снег. Это было непередаваемо красиво, но по утрам спальные мешки покрывались толстым слоем инея, и красота не находила больше в наших душах благоприятной почвы для посева.
Постепенно кончались продукты, и наше меню превращалось в сплошное недоразумение. Кончались боеприпасы, мы вынуждены были беречь каждый заряд. Все кончалось, и, может быть, поэтому кончалось терпение. На все, что нас окружало, мы смотрели сквозь вогнутые очки, а на все, что нас ждало впереди, мы смотрели как на спасение. Но катер, как всегда, сильно опаздывал.
Мы мечтали о том счастливом времени, когда сможем снова — как всегда ровно в девять — войти в свои лаборатории, сесть на теплые стулья и взять в руки теплые ручки.
Мы мечтали о том, что в будничной обстановке городской жизни остается незамечаемым. Множество вещей приобрело для нас новую меру.
Теплые, чистые простыни стали нашей навязчивой идеей. Мы с нежностью думали о тех местах, где человеку всегда бывает тепло: где ему не нужно неделями бродить по горам, чтобы добыть на обед кусок мяса; где нет тысячекратно проклятого гнуса — самого страшного бедствия тайги; где от дождя можно спрятаться в одном из ближайших подъездов и где можно обойтись без специально экспедиционных плащей.
Чаще всего мы вспоминали книги — книги, помогавшие до конца понять то, что давали нам личные впечатления; книги, объяснявшие нам все движения человеческой души. Мы тосковали по ним, как по близким людям.
Мы вспоминали чудесные полотна, которые постоянно будут напоминать человеку о том, как необходим для него зеленый шум листвы и как невыразимо прекрасна жизнь гор и осенние байкальские закаты.
Только преходящее прекрасно, сказал какой-то мудрец. Преходящее! Оно может быть прекрасным только тогда, когда вы уверены, что еще вернетесь к нему и оно будет вашим. В постоянном возвращении к самому дорогому в жизни и состоит высшая радость перемен.
Однажды в полдень на берегу раздался радостный клич. Мы высунулись из палаток. Из-за мыса, покачиваясь на крутых волнах, выходил белобокий катер. Далеко в море, обогнув опасную мель, он круто завернул к берегу и взял курс на наш лагерь.
Мы все, как по команде, «надели» выпуклые очки.
ИЛЛЮСТРАЦИИ
