В распадке, расположенном немного ниже перевала, мы увидели крупного северного оленя с очень большими и ветвистыми рогами. Он спокойно пасся на берегу небольшого озерка. Зверь обнаружил нас только тогда, когда между нами осталось меньше ста метров. Он поднял голову, несколько секунд смотрел в нашу сторону, а затем красивым галопом умчался вниз по распадку.
Не успели мы начать спуск в долину реки Хибелена, как снова хлынул поток воды и мгновенно вымочил нас до нитки. Когда дождь перестал, горы предстали свежими и обновленными — на мокрых уступах скал сверкало и искрилось солнце. По склонам гор неслись мутные потоки воды, реки вздулись и шумели особенно сильно. К счастью, на пути к Байкалу на этот раз не было ни одной крупной реки.
По оленьей тропе, ведущей в долину реки Хибелена, бежал веселый и мощный ручей. Но вот вода нашла для себя удобную лазейку и устремилась вниз в сторону от тропы.
Мы быстро пробрались сквозь зону кедрового стланика и вошли в полосу тайги. Еще до захода солнца вышли к Байкалу и вскоре были на базовом лагере севернее мыса Малая Коса.
В ИСТОКАХ
ЛЕВОГО УЛЬКАНА
ри дня отряд приводил в порядок свои, дела на базовом лагере — готовились к новому походу в горы. В эти дни на берега Байкала вернулась великолепная погода, не покидавшая эти места всю первую половину июля, пока стояла полная луна. Со второй половины месяца началось нарождение луны, и погода резко изменилась к худшему. Сейчас луна была почти полной, и снова на Байкале стояла хорошая погода.
Мы отдохнули за эти дни и мечтали как можно скорее вернуться к месту мясного склада, с тем чтобы остаться там до тех пор, пока хватит сделанных запасов.
29 июля, на четвертый день после возвращения отряда к Байкалу, мы выехали на резиновой лодке к устью реки Хибелена и в полдень начали подъем по ее долине.
Примерно в двухстах метрах севернее устья реки Хибелена от самого берега Байкала начинается тропа. Сперва она поднимается по левому склону, потом, миновав небольшой ручей, снова спускается в долину Хибелена. В том месте, где река круто поворачивает вправо, тропа переходит в русло левого сухого ручья, оставляет слева один небольшой распадок и взбирается на болотистый перевал, где в прошлый поход мы видели оленя на берегу озерка. Здесь нужно расстаться с тропой и подняться вправо на еще одну болотистую седловину. Затем остается лишь спуститься в долину — и цель достигнута.
У перехода через реку Хибелен мы устроили недолгий отдых с чаем. В тайге по берегам рек к этому времени начала поспевать красная смородина; брошенная в кипяток, она придавала ему изумительный вкус и аромат.
Выше всю долину правого притока реки Хибелена перегородила высокая россыпь из песчаников и конгломератов. Огромные глыбы конгломератов содержали множество красивого розового кварца, ярко искрящегося на солнце. Наверху, рядом с выходом на дневную поверхность плоских плитообразиых глинистых сланцев, громоздились отвесные скалы. Время от времени от них откалываются большие глыбы и, грохоча, устремляются вниз, где рассыпаются на более мелкие обломки, постоянно обновляя россыпь.
Только немногие камни россыпи имели острые зазубренные края и еще не были покрыты лишайниками, что было свидетельством их недавнего происхождения. Большинство камней были затянуты лишайниками самых разнообразных цветов. На россыпях преобладали лишайники черных и зеленых тонов, покрывающие камни концентрическими окружностями; на скалах были хорошо видны совершенно красные и золотые лишайники, окрашивающие выступы и карнизы обрывов.
Россыпь поросла редкими кустами кедрового стланика и невысокими березками. Выше были видны открытые участки склона, покрытые травянистыми растениями.
Здесь мы впервые на Байкальском хребте услышали характерный свист сурка тарбагана. Он резко отличался от всех других звуков, которые приходилось слышать в горах, и его невозможно было спутать ни с криком птицы, ни с голосом пищухи или бурундука.
Один сурок свистнул где-то совершенно рядом, другого мы увидели невдалеке от верхнего края россыпи. Тарбаган быстро пробежал между камнями, остановился и вытянулся столбиком. Вдруг впереди, буквально в нескольких шагах от нас, выскочил еще один сурок — зверек вытягивал шею и старался рассмотреть нас из-за камней. Когда мы подошли к нему вплотную, он исчез в пустотах среди россыпи.
Через шесть часов после начала подъема отряд подошел к месту, намеченному в прошлый поход для табора, — на зеленом альпийском лугу была разбита палатка. Сразу же после установки палатки двое из нас отправились к месту мясного склада. Нужно было принести на ужин немного оленьего мяса, а остальной запас его «законсервировать» в ручье, протекающем рядом с палаткой.
КОВАРСТВО МЕДВЕДЕЙ
От табора до склада всего около пятисот метров. Нужно только немного пройти вдоль распадка и подняться к перевалу по одному из истоков Левого Улькана. И вот уже показался край снежника, в обрыве которого находился мясной склад.
От снежника чем-то встревоженные поднялись вороны и стали крутиться вокруг склада. В обычной обстановке можно много дней провести в горах и даже не подумать о том, что вы находитесь под непрерывным и очень бдительным наблюдением этих больших черных птиц. Лишь изредка неизвестно куда и неизвестно зачем пролетит, гортанно крича, одинокая птица и вскоре скроется из глаз. Но стоит только прогреметь выстрелу, рухнуть на камни мертвому зверю, как уже через несколько часов, разузнав о происшествии, они появляются в большом числе. В день нашей охоты на оленя вороны появились уже через несколько минут — они кружились высоко над снежником, и далеко вокруг разносились их оповещающие крики. На другой день утром над снежником уже крутилось четыре ворона. Предвкушая роскошный пир, они с нетерпением дожидались нашего ухода. Только сейчас мы поняли, что это было зловещим предзнаменованием — их крики должны были неизбежно привлечь внимание медведей к нашему мясному складу.
Мы были еще далеко от снежника, и птицы не могли испугаться нас. И действительно, пройдя около десяти шагов, мы увидели виновника их беспокойства. Небольшой черно-бурый медведь вышел из зарослей стланика, пересек открытый склон горы, где мы сидели после охоты, спасаясь от дождя под плащом, и направился к мясному складу. Мы видели его великолепно. Зверь подошел к снежнику и стал пожирать мясо.
— Подлое животное, — как-то подозрительно ласково прошептал Велижанин.
Зверь между тем продолжал спокойно и не спеша уничтожать мясо. Вокруг кружились вороны, они, несомненно, не меньше нас были недовольны бесцеремонностью его поведения. Птицы садились на снежник невдалеке от привады, прыгали, кричали и всеми правдами и неправдами пытались подобраться к мясу.
Вдруг медведь поднялся на снежник. Вороны насторожились, большинство из них отлетело или ускакало подальше от склада, и только одна черная птица осталась сидеть на месте, не обращая внимания на медведя. Зверь шел по снежнику, делая вид, что ему нет до ворона никакого дела, но, поравнявшись с ним, неожиданно сделал несколько быстрых прыжков, намереваясь схватить птицу. После третьего прыжка медведь начал быстро скользить по снежнику, пытаясь остановиться, осел на зад и со всей силой уперся лапами в снег. Когда ему удалось наконец задержаться, он, по видимому, решил, что не стоит обращать внимания на такие пустяки и что благоразумнее мириться с ними, как с неизбежным злом.
Увидев, как беспомощно чувствует себя медведь на круто лежащем снежнике, мы поняли, почему именно здесь держались самки оленей с телятами — здесь они были почти недоступными для медведей.
Медведь спустился со снежника и стал продолжать свое дело. В этот момент мы стояли в густом стланике, видеть нас он не мог. Вдруг зверь заволновался. Неужели за это короткое время успел перемениться ветер? Велижанин сунул в рот палец и поднял его над головой; я выдернул из кармана клочок ваты и подбросил его. Нет, ветер по-прежнему дул с гор от медведя, и нас зверь никак не мог обнаружить.