Здесь еще масса крошечных черных нарывников тянь-шаньских — милябрис квадрисигиата. Раскраска их строго одинакова, будто нанесена по трафарету: на каждом черном надкрылье два оранжевых пятна: одно — узкое продолговатое овальное, другое — зигзагообразное, широкое. Нарывники питаются лепестками самых разных цветов, начиная от скромного эдельвейса и кончая колючим татарником. На цветках же у них и свидания.
Нарывники — интересные насекомые. Они несъедобны, так как их кровь содержит очень стойкий яд — контаридин. Целыми десятилетиями он не теряет своих свойств, сохраняется в теле высушенных жуков. На коже яд вызывает большой водянистый волдырь, будто от ожога, от него воспаляются слизистые оболочки.
Вспоминая сибирскую кобылку, я начинаю понимать, что от деятельности насекомых зависит и численность саранчовых. Нет нарывников — масса кобылок. В Ассы, например, где особенно сильно выпасены травы, усиленно размножаются сибирские кобылки. Это маленькое существо своей многочисленной ратью пожирает траву в величайших количествах, даже конкурирует с овцами. Здесь ей привольно — нет нарывников. Где тут жить жукам, если все, что только появляется над землей, немедленно уничтожается овцами.
Другое дело в этом крошечном заповеднике. Здесь никогда не будет массового размножения кобылок из-за их врагов. В неугомонной деятельности кобылки повинен человек, точнее его хозяйственная деятельность — животноводство. Создается порочный круг: чем сильнее выпас, чем больше кобылок, тем сильнее страдают растения. Как разорвать этот круг? Видимо, не так уж и сложно: всюду на пастбищах следует огородить узкие полосы земли. Пусть на них цветут цветы, живут нарывники. Отсюда они проявят свою полезную деятельность.
Когда-нибудь так будет сделано.
В этом райском для натуралиста уголке земли я брожу, присматриваюсь, фотографирую насекомых. Замечаю едва заметные среди травы камни. И хотя многие из них, как я догадываюсь, скрыты землей, они образуют правильный круг диаметром в шесть метров. И здесь следы древнего человека. Для чего был сооружен этот круг?
Отдохнув, продолжаем подъем. Кончился серпантин, а вместе с ним и крутой подъем. Перед нами неожиданно открывается еще более обширное плоскогорье, окруженное с севера и с юга горами. Позади — горы, покрытые лесами, впереди — высокогорные степные просторы. Как прохладен, чист и свеж воздух и как легко дышится. Термометр показывает 16 градусов. После низинной жары перемена очень ощутимая.
Еще дальше и выше вьется дорога. Совсем близко красные горы с остатками снега. И всюду на вершинах курганы, сложенные из камней и погруженные в землю.
Из-за хребта выползают темные облака. По степи, расцвеченной голубыми незабудками и желтыми лютиками, легли черные тени. Облака все больше и больше заслоняют синее небо. Доносятся раскаты грома. От туч протянулись полосы дождя.
Отсюда еще более открываются просторы, всхолмленные степи, горы с синими еловыми лесами, белые ленты ручьев в ущельях и далекие снежные вершины.
Солнце скрывается за тучами и сразу становится зябко. Налетает ветер, и все цветки прижимаются к земле. Упали крупные капли дождя, прямо над нами сверкнула молния, загремел гром и полил дождь. Налетает еще более сильный шквал ветра, качнул машину. Вместо дождя по земле поскакали белые градинки, голубая и желтая от цветов, земля стала пестрой. Мы забрались в машину: совсем озябли. Но град внезапно прекратился, разорвались облака, в синее окошечко глянуло солнце и полились его веселые и горячие лучи.
В давние времена путь из Илийской долины, а также из более дальних краев Центрального Казахстана в бассейне озера Иссык и далее в Восточный Туркестан шел по ущелью речки Тургень через урочище Ассы. По этому маршруту проезжал знаменитый русский путешественник П. П. Семенов-Тяньшанский в 1856–1857 годах, здесь же побывал и первый казахский ученый Ч. Валиханов во время экспедиции в Восточный Туркестан в 1856 году.
Я вспоминаю краткое прошлогоднее путешествие по Ассы. Тогда в урочище властвовала засуха. По желтой сухой земле бродили овцы, выщипывая жалкие остатки давно выгоревшей коротенькой травки, лишь кое-где в логах торчали куртинки неприступной высокой крапивы да колючего татарника.