На ночлег остановились поздно, после захода солнца за горы. Вокруг холмы и молчаливые курганы, застывшие в извечном покое. На вершине одного из них на фоне угасающей зорьки виднелся высокий черный камень. Уж не каменное ли там изваяние? Спустился в обширный лог, поднялся по его противоположному склону и направился к кургану с камнем. Теперь от цели моего пути разделяла небольшая ложбинка. Я пересек ее, поднялся и… не поверил своим глазам. Никакого камня на кургане не было.
Только тогда я догадался: на курган, скорее всего, забрался волк или лиса и, застыв в неподвижности, наблюдал за нами. Ночь выдалась ясная и тихая и после жаркого дня казалась холодной. Среди ночи долго и хрипло тявкала лисица, очевидно, выражая негодование появлению в ее исконной обители человека, а фокстерьер волновался и ворчал. Утром температура упала до девяти градусов, и нам не хотелось выбираться из теплой постели. Но вот из-за горы показалось солнце и на бивак упали его теплые лучи.
Прошло много лет после моего путешествия недалеко от этих мест — в горах хребта Терскей-Алатау. Там на русском васильке я нашел много красноголовых муравьев формика трункорум. Они рьяно охраняли цветки от прожорливых бронзовок. Не случайно, конечно. На растении находились капельки сладкого сока, то есть между муравьями и растением существовало что-то подобное симбиозу. Теперь я вновь встретился с этим растением. Васильков было много. И здесь они были в большом почете у муравьев, но только других. Всюду виднелись на них черные муравьи формика фуска, и значительно меньших размеров — лазиус нигер. На одном васильке я нашел дружную компанию крошечных, едва ли не более одного миллиметра, светло-коричневых муравьев лептотораксов. Все они были очень заняты: кто слизывал сладкие выделения или соскребывал с растения их загустевшие остатки, а кто по-хозяйски прогуливался по цветку, защищая его от возможных домогателей. У муравьев охрана «дойных коровушек» соблюдалась строго и неукоснительно. Одного формика фуску я застал за настойчивой охотой за крошечными, едва различимыми глазом, трипсами — любителями цветков, нередко приносящими им урон. Другой перегонял с места на место маленькую юркую мушку-пестрокрылку, а та ловко увертывалась от своего преследователя. Пестрокрылки откладывают яички в завязи цветков, в них и развивается потомство. Каждый вид пестрокрылки приспособился жить только в строго определенном виде растений.
Муравьиная опека, судя по всему, оказывала благотворное влияние на цветки-прокормители: на тех васильках, где их почему-либо не было, кишели черненькие трипсы, свободно разгуливали пестрокрылки.
На противоположном склоне ущелья среди зарослей караганы от куста к кусту крадется какой-то зверь. В бинокль я узнаю сурка. Обычно, завидев человека, он оповещает своих собратьев о грозящей опасности громким и хриплым криком, разносящимся далеко по горам. Теперь же остались самые осторожные, молчаливые зверьки. Один охотовед, с которым я поделился опасениями о чрезмерном истреблении сурков, рассказывал, что как только бригада охотников покидает места их обитания, там вновь появляются сурки.
— Откуда же они берутся? — спросил я.
— Кто их знает! Наверное, понимают опасность, отсиживаются в своих норках. Зверь-то смышленый.
— Куда же нам ехать дальше! — стал допытываться как всегда нетерпеливый Николай.
— Потерпите немного. Сейчас поедем обратно в Каракемир, где должно быть еще одно интересное место.
Мы едем по неторной дороге мимо цветущих холмов, затем сворачиваем в ущелье, проезжаем пасеку, за ней пустующую зимовку скота, и вот перед нами с зеркалом примерно в четверть гектара появляется первое горячее озеро Арашан и рядом с ним — несколько палаток и юрта. Не без труда проезжаем мимо второго озерка, еще меньшего размера. За ним находим среди высоких трав ровную площадку, на которой и располагаемся.
Оба озерка окружены илистыми засоленными берегами, поросшими красной солянкой — солеросом. Густо пахнет сероводородом. У берегов озерка вода в ярко-красных пятнах и какие-то странные водоросли, похожие на кораллы. Я приглядываюсь к красным пятнам и вижу, что это скопления ярко окрашенных рачков. Они забавны. Их туловища с боков вооружены множеством энергично пульсирующих ножек, а заканчивается небольшим шаровидным резервуаром с крошечными яичками и длинным острым хвостом. Спереди на голове — два черных глаза.