На рассвете вокруг стоянки раздалось множество разных звуков. Кричали кеклики, порхали птицы, со свистом над пологом пролетали скворцы и голуби. Фокстерьер, шевеля ушами, нервничал и настойчиво требовал моего пробуждения, пытался выбраться из-под полога.
Вскоре солнце заглянуло в ущелье и сразу стало усердно припекать. Я собрался побродить по ущелью, как вдруг раздался грохот, и с высокой горы против стоянки в тучах пыли покатилась лавина камней.
Я хорошо знаю горы пустынь Семиречья. Они, хотя местами и круты, особенно в ущельях, камни на них разрушаются постепенно и обвалы в горах необычайно редки. Правда иногда бывают землетрясения и тогда громадные глыбы камней катятся вниз. Но подземные толчки необычайно редки, мне только один раз пришлось их испытать. В такое время грохот обвалов несется со всех сторон. Здесь же было похоже на то, что оторвался один большой камень и, падая вниз, увлек за собой остальные неустойчивые камни.
Еще я вспомнил. Один такой обвал в ущелье Кзыл-Аус гор Чулактау перепугал много козлов. Сейчас же было похоже, будто кто-то умышленно устроил все это эффектное представление.
Пока грохотали камни далеко на самой вершине гор, на фоне неба я увидел силуэты, как мне показалось, двух человек. Еще несколько расположились ниже. Вся эта компания застыла в неподвижности, очевидно, любуясь столь впечатляющим зрелищем.
Меня взяла досада: в таком тихом и глухом месте появились легкомысленные посетители.
Лавина камней была не опасна, так как на ее пути располагалась ложбина. Нарушители покоя, несмотря на далекое расстояние, должны были заметить машину и рядом с нею натянутый белый противокомарный полог. Поэтому их поведение можно было расценить как явное недружелюбие или даже враждебность.
Между тем, лавина камней докатилась до ложбины, пыль улеглась, шум затих, а нарушители покоя все еще стояли неподвижно и лишь один из них чуть пошевелился и изменил положение.
Интересно, кто они, наверное, городская молодежь! Я вынул из футляра бинокль. Каково же было мое изумление, когда вместо людей я увидел грациозные фигурки горных козлов, застывших, подобно изваяниям. На самом верху стояли три самки, чуть пониже — два козленка, еще ниже одна самка лежала, а ниже ее на высоком выступе отвесной большой скалы застыл красавец самец с большими, загнутыми назад, рогами. Другой находился ниже его, в стороне. Животные явно смотрели на нас, редких посетителей этого ущелья.
У меня сразу отлегло от сердца. Обаяние девственной природы возвратилось и еще больше усилилось.
Так мы и стояли неподвижно, разглядывая молча друг друга.
Прежде в горах пустыни было много животных и встреча с ними — обыденное явление. Поэтому я хорошо знал их особенность поведения: застыв в неподвижности, они долго и спокойно изучают своего врага — человека.
Прошло около десяти минут. Наконец, козлы медленно и спокойно двинулись по хребту горы, перевалили за нее и скрылись.
Этот случай поразил меня. Я был убежден, что самец — рогач, предводитель стада, сбросил камень. Возможно, он развлекался подобным образом, и его сородичи привыкли к грохоту летящих вниз камней и относились к нему спокойно. Быть может, таким путем он выражал и свое отношение к человеку, к тому же занявшему водопой.
Раздумывая об увиденном, отправляюсь бродить по ущелью в сопровождении множества насекомых.
Больше всех было бабочек сатиров аретуза. Значительно меньше встречался другой сатир — малая крупноглазка. Выделялись своей окраской редкие южные степные желтушки. Иногда встречались голубянки. Издалека были заметны, благодаря крупным размерам, бабочки-бризеиды. Репные белянки держались небольшой обособленной стайкой на лиловых цветках шалфея. Несколько раз встретилась перламутровка. Один раз пролетели махаон и аполлон. Еще на цветках крутились дикие пчелы: крупные синие ксилокопы, большие мегахиллы, крошечные галикты. Всюду трудились грузные шмели. Немало летало и ос эвмен, сфексов, амофилл. В траве стрекотали кобылки. Меня радовало это многоликое общество насекомых, давно не приходилось видеть такого их изобилия. И главное, никаких следов человека. Скотоводы ушли рано весной, и за лето густая трава покрыла истерзанную за зиму землю.
Я приглядываюсь к самым многочисленным сатирам аретуза и замечаю, что каждая бабочка придерживается определенного участка и, если ее не особенно настойчиво преследовать, то она далеко не улетит и возвращается обратно. Благодаря такому неписанному правилу происходит равномерное их распределение по ущелью и по всем пригодным для них местам. Конечно, это правило не абсолютно и в какой-то мере относительно, но все же существует и помогает поддерживать определенный порядок.