— Мне поможет время. — Он сделал глубокий вдох, отгоняя дразнящий пленительный образ. — Только время лечит. Время и работа.
Стейси решила оставить эту тему и налегла на омлет.
— Хочу поговорить с Кордом, прежде чем мы примемся за дело.
— Если не возражаешь, я пойду с тобой. — Трейвис поднялся со стула и прихватил запыленную ковбойскую шляпу. — Может быть, мне удастся уговорить его.
Стейси кивком выразила согласие и вышла из-за стола. Вряд ли их ждет успех, но попытка не пытка.
Каменный пол веранды был еще слегка влажным от пролитого кофе, но осколки посуды — последствия вспыльчивости Корда — уже убраны. Когда Стейси и Трейвис появились в дверях, Корд сидел, задумчиво устремив взгляд вдаль. В такой полудреме он обычно ни на что не реагировал, но сейчас — Стейси была уверена — он знал об их приближении.
— Мы идем на конюшню, — тихо сказала она.
— Ну-ну.
Глухой голос Корда был полон сарказма и презрения. И уже невозможно было спросить, все ли с ним в порядке и не нужно ли чего. Корд достаточно ясно демонстрировал нежелание принимать какие бы то ни было знаки внимания. Стейси робко взглянула на Трейвиса, желая только одного — чтобы ей не пришлось заходить на веранду.
Трейвис — отзывчивый и бескорыстный, как всегда, — нарушил напряженное молчание:
— Послушай, Корд, я скотовод. Спроси меня о коровах: херенфордширских, абердин-ангусских или санта-гертруде, — и я с кем угодно могу обсудить достоинства этих пород. Спроси меня про хороший коровник — и здесь я буду на высоте. Но в разведении и селекции лошадей я не понимаю ничего.
Карие глаза высокомерно оглядели Трейвиса с головы до пят.
— Ну что ж, придется подучиться. От такого ответа веяло холодом полного равнодушия.
— Корд! — выдохнула Стейси, не в силах вынести его отрешенности.
Он отвернулся, показывая, что обсуждение закончено.
— И заберите с собой собаку, когда будете уходить.
— Каюну лучше остаться здесь. — Терпение Стейси иссякло. В дрожащем голосе слышалось плохо скрываемое раздражение. — Когда ты всех нас отсюда выгонишь, то еще скажешь лучшему другу человека «спасибо» за компанию.
Бесстрастный профиль склонился к черной с рыжими подпалинами овчарке, лежавшей справа от кресла-качалки.
— Но заметь, Стейси, — парировал Корд, полосуя жену взглядом и не меняя при этом отчужденного тона, — собака никогда не будет рядом из чистого сострадания.
Ее губы раскрылись, чтобы снова сказать ему о любви, но женское достоинство было слишком уязвлено столь явным недоверием.
— Не слишком ли однобоко ты смотришь на вещи? — Упрек сорвался с языка помимо ее воли. — Тебя невозможно жалеть. Ты так переполнен жалостью к самому себе, что моему сочувствию просто нет места.
Резко развернувшись, она вышла. Ноги были как деревянные. Через несколько минут Трейвис нагнал ее, и они направились на конюшню.
Стейси искоса посмотрела на Трейвиса и сокрушенно вздохнула:
— Наверно, я не должна была этого говорить. Ему все время удается вывести меня из равновесия.
— Должна или нет, не знаю. — Глубокие складки залегли у Трейвиса по обе стороны рта. — Но если Корд намерен исправить ситуацию, ему нужно сначала разобраться в ней.
Хорошо сказано, и очень точно. Ведь и впрямь в ответ на обиды она все время подставляет другую щеку, но, отвечая добром на зло, почему-то не становится счастливее. Вдобавок ко всему довольно унизительно вечно чувствовать себя виноватой. И все же Корд нуждается в понимании, нельзя забывать об этом и давать ему повод сердиться. Она знала, что не успокоится до тех пор, пока не извинится перед ним. Подойдя к конюшне, они увидели Хэнка. Пять лет прошло, как Стейси познакомилась с ним, а дубленое лицо, огрубевшее под техасским солнцем, нисколько не изменилось. Хэнк поднял руку, приветствуя их. Ясные глаза, устремленные на нее, излучали беспредельное уважение.
В загоне, вытянув шею над изгородью и потряхивая соломенной гривой, заржал гнедой жеребец. Заметив, что Стейси не обращает на него никакого внимания, Диабло бросился прочь от забора, демонстрируя свой норов.
Глава 2
Раздвинув стеклянные двери, Стейси ступила на веранду. Заходящее солнце окрасило золотом стены дома. На фоне беленого кирпича ярко выделялось рдяное великолепие цветов бугенвиллеи. Зеленая листва растений переливалась через края пестро раскрашенных мексиканских горшков, подвешенных в плетеных кашпо.
Овчарка ударила хвостом по каменному полу. Лениво поднявшись, пес покинул свой пост у инвалидного кресла, направился к хозяйке и ткнулся ей в ладонь холодным носом.
Корд бросил взгляд через плечо, окидывая Стейси от пят до макушки. Но во взоре его не было ни восхищения, ни одобрения, ни даже обыкновенного интереса. С таким же успехом вместо иссиня-черного с золотом свободного платья, подчеркивавшего мягкий загар и естественный блеск волос, на ней могло быть надето рубище из мешковины.
— Я думал, ты работаешь в кабинете. Только и всего. И еще это замечание, похоже, означало, что если Стейси пройдет на веранду, то он здесь не останется.
— Нет, сегодня не буду.
Неровной походкой она подошла к одной из колонн, подпиравших крышу. Стейси казалось, что муж следит за ней, но, обернувшись, она обнаружила, что он лишь наблюдает за игрой солнечных бликов на водной ряби бассейна.
— Деловые бумаги имеют свойство накапливаться, если их не разбирать вовремя, — заявил Корд, пожимая плечами. — Впрочем, дело твое.
Он взялся за колеса и почти без усилий привел кресло в движение. Стейси не сразу поняла, что он намеревается вернуться в дом, оставив ее на веранде в полном одиночестве.
— Корд, побудь со мной. — Стейси неуверенно шагнула к нему.
Остановившись на полпути, он развернул коляску так, чтобы видеть ее. Золотые лучи заката падали на его бледное лицо.
— Зачем? — густая бровь надменно поднялась.
— Хочу извиниться перед тобой, — произнесла она изменившимся голосом, выдававшим отчаяние: вот уже два дня он упорно избегал ее.
— За что же? — равнодушно спросил он, не спуская с нее немигающего взгляда.
— За то, что я тебе наговорила тут на днях… — от волнения Стейси потерла висок, — про чувство жалости к самому себе. Я не должна была.
Ей безумно захотелось броситься к нему, сесть в ногах, положить голову ему на колени и ощутить, как его пальцы нежно гладят ее волосы. Если бы Корд улыбнулся, ну хоть чуть-чуть, она бы это сделала. Но его лицо оставалось бесстрастным, и гордость удержала ее.
— Так ты что же, признаешь ошибку и больше не считаешь, что я себя жалею? — Его губы искривила горькая усмешка. — Или твои слова не дают тебе спать спокойно?
— Честно говоря, я уже не знаю, что ты чувствуешь и о чем ты думаешь. Как только я пытаюсь быть ближе к тебе, между нами словно возникает невидимый барьер и мы оказываемся по разные стороны. Ума не приложу, как до тебя достучаться.
— Я не отгораживаюсь, — ответил он ровным тоном.
— Тогда что же происходит?
— Ты просто еще не привыкла к тому, что твой муж — калека. Наша жизнь не может быть такой, как до аварии.
— Но почему? — воспротивилась она.
— Прошлого не воротишь.
Корд покатил коляску с веранды, а Стейси больше не пыталась остановить его. Ее душа беззвучно оплакивала мужчину, который однажды, смеясь и поддразнивая, поймал ее в свои объятия. И хотя он был жив, их разделяла стена горечи, и Стейси обязана была найти ключ и отпереть засовы или же смести преграду со своего пути. Но где же взять уверенности в собственных силах?
Заснуть как следует не удалось. Стейси ворочалась и металась в одинокой постели, предаваясь воспоминаниям о ночах, проведенных с Кордом, и молясь, чтобы они вернулись.