Вот тут-то я в полной мере осознала, что грозило бы престарелым дарам, если бы их ядовитые монологи стали известны кому-то менее доброму: оспаривать королевскую волю – себе дороже, так и в измене могут обвинить.
– Полагаю это очень разумное предложение, – отозвалась дара Меик, никак не желая расстаться с командным тоном. – Дары, – обратилась она к остальным из Совета, – предлагаю действовать по привычной схеме. Встречи, как обычно, назначаем на вечер?
Едва сдержалась, чтоб не фыркнуть: вопрос прозвучал как приказ, грымза даже сейчас не захотела понимать, что время ее «правления» закончилось, ушло безвозвратно.
– Вечером я не согласна. Давайте сразу после чая собираться, в пять часов всем подойдет?
Змеюки, как я про себя окрестила Хельгу и Меик, синхронно скривились, но согласились. Дары Зельда и Агнесс (немного старше самой Софи) с улыбками подтвердили, что «в пять – то, что нужно». Змеи вышли, оставив нас одних. Как только за ними закрылась дверь, Софи тихонько рассмеялась:
– Я уже три года им талдычу, что для моей работы светские ужины и вечерние мероприятия, особенно в преддверии Дня Солнцестояния, являются самым ценным источником информации, а они все ни в какую! Им, видите ли, сиесту после обеда подавай! Зато вечером до полуночи заседать – нормально!
– Дары, – оборвал её Юджин, – если на этом все – предлагаю приниматься за работу. Толку здесь сидеть, если все решено?
Все дружно покивали головами. Леонор бросала томные взгляды на своего «партнера», дара Зельда понимающе переглянулась с племянницей, мы с Эстер тоже улыбнулись, ведь сейчас у нас будет обед вместе с Софи, а вечером мы сможем попасть на бал в поместье дара Ирвина – министра культуры. О-о! О вечерах у дара Ирвина высший свет королевства помнил годами!
Гулко цокая копытами, четверка лошадей гнедого окраса доставила карету к парадному входу. В свете фризских газовых фонарей лошади, карета и кусты вокруг приобретали приятный голубоватый оттенок. Всё высшее общество было в курсе этой особенности, поэтому наряды подбирались тщательно: чтобы и снаружи, и при внутреннем освещении выглядеть сногсшибательно. Например, никто не надевал туалеты красных оттенков – в голубоватом свечении одежда казалась грязно-коричневой и теряла весь свой лоск не смотря на драгоценную отделку. Только бледно-бледно розовый выигрышно смотрелся при подобном освещении, но позволить носить вещи этого цвета себе могли позволить только юные дарины, и уж никак не дары – возраст уже не тот. Зимой было проще: накинуть плащ или шубку – и вот уже проблемы с освещением не существует, только от окон и зимнего сада стоит держаться подальше. Мужчинам и того легче – белая рубашка, черный жилет и, вместо привычного камзола, черный фрак – везде смотрится нарядно.
Дара Софи напомнила об этой особенности поместья дара Ирвина, поэтому и оделись мы соответствующе. Организаторша облачилась в тяжелый синий атлас, что очень хорошо гармонировал со смуглой кожей и иссиня-черными волосами. Наверное, именно поэтому к ней многие относились с толикой пренебрежения: мать Софи – в прошлом ишшаллиинская подданная, где кожа цвета кофе с молоком является признаком высшей аристократии, подарила послу Каританы дочь. Хоть брак признали оба государства, каританские толстолобые дары не желали отделаться от вековых предрассудков, в которых эталоном красоты являлась высокая худющая женщина с призрачно-белым лицом, без намёка на румянец. Вот Эстер – образец эталона красоты и изысканности: худенькая платиновая блондинка, от природы бледненькая, она как раз нарядилась в бледно-розовое пышное платье с шелковой верхней юбкой...
А мне вот не хватило роста «вверх» и перепало чуть больше роста «вширь». Корсеты только подчеркивают мои верхние окружности, и, хвала Богам!, они не столь выдающиеся, как пресловутые нижние, сейчас надежно скрытые ворохом нижних юбок. А еще щёчки: по-детски пухленькие и готовые в любой момент зардеться от нахлынувших эмоций. Волосы тоже не белоснежные – русые, и глаза не голубые, а серые. В общем, до идеала мне было далеко. Но, признаться честно, мне все равно нравилось, как я выглядела в своем платье приятного кремового оттенка, корсет и подол которого были обшиты речным жемчугом. Образ дополняла ажурная накидка из тонкой шерсти, что неплохо скрывала «несовершенство фигуры». Саму накидку тоже подвергли испытанию жемчугом. Мне она осталась от мамы и менять ее не хотелось, но Омина настояла: дочери Второго Советника не прилично кутаться в лишенные украшений вещи.