— Лена, не надо… У нас такой город, такое бывает… Не надо бежать туда! — предостерегал Зарамушкин.
Лена увидела, что внизу кто-то барахтался в сугробе. Два человека.
— Вон! Вижу! — Лена бросилась к ним, схватила мужчину, что лежал сверху, за воротник, стала тянуть на себя. Воротник оторвался. Лена упала.
Подбежал Зарамушкин.
Визжала женщина.
Мужик мычал.
Зарамушкин заломил ему руку, отодрал от женщины, поставил на ноги. С мужика упали штаны. Он вырывался и выл.
— Стой! Стой, гад! — повторял Зарамушкин, выворачивая ему руку.
Женщина поднялась, всхлипывая, поправила одежду и вцепилась мужику в волосы.
— Шоколадку обещал! Где шоколадка? Мразь! До дому не дошли, а он повалил! Гнида!
Она мотала его голову из стороны в сторону.
— Ты что? — удивилась Лена и попыталась оттолкнуть ее.
Женщина изо всех сил пихнула Лену ногой.
— Уйди, сволочь!
Лена упала в сугроб. Зарамушкин выпустил мужика и бросился к Лене. Обретя свободу, мужик опять повалил женщину. И все началось сначала: мычание, вой и крики с ругательствами…
В отделении милиции в эту ночь дежурил старший лейтенант Кондаков. Не спеша он составил протокол, распихал хорошо знакомых ему и мужика и женщину по разным камерам и обратился к усталой, сонной Лене:
— Очень приятно было с вами познакомиться, Елена Игоревна! — Он крепко пожал ей руку. — Хорошие гости приезжают к нам из Москвы! Правда?
Он повернулся к Зарамушкину, который через силу улыбнулся.
— Вы меня не помните? — спросил лейтенант.
Зарамушкин удивленно смотрел на него и молчал.
— Вы нам историю преподавали в школе… Я у вас про культ личности все спрашивал…
— Как фамилия?
— Моя?.. Кондаков!
Лейтенант улыбнулся Лене.
Кондаков плохо учился в школе. Некоторые невнимательные учителя считали его тупым. Внимательные, их было немного, видели, что парень придуривается, а сам живым насмешливым глазом наблюдает за жизнью.
Повседневная жизнь интересовала его намного больше, чем устройство парламента в буржуазной Англии прошлого века. Предки Кондакова были крестьяне, и его практичный ум анализировал то, что видели глаза.
Анализировать он начал очень рано.
"Почему мы сами не можем управлять своей жизнью?" — размышлял он. Кажется, вот человек все просчитал и продумал. Отсек возможные помехи. Идет по знакомой улице к намеченной цели, в магазин к примеру. А тут к нему пристает какой-нибудь полупьяный друг детства, и, прежде чем человек успевает опомниться, он оказывается на чужой лестничной клетке со стаканом водки в руках. Потом из подъезда выбегает девушка в разорванном платье и мчится прямиком к Кондакову в отделение с воплями, что ее изнасиловали. А кто уж там ее изнасиловал и кому она понадобилась такая страшная и худая, понять невозможно…
И вот человек, который, может, на десять минут всего собирался из дома выйти, купить молочную смесь для своего грудного ребенка, оказывается за решеткой и возвращается к этому ребенку лет через пять в лучшем случае. А ребенок его знать не знает и грубо орет: "Отойди, дядька!"
И сколько таких случаев было.
Люди, как горошины, которые щелкает какой-то злой насмешник, летят, кто в стену, кто в потолок, а кто в окно, отскакивают и катятся, не разбирая дороги…
Поэтому Кондаков в своей жизни не любил сюрпризов и всяких неожиданностей. С другими — пожалуйста. Сколько угодно. Тут его фантазия не знала удержу.
Со своими шутками он был как бы достопримечательностью родного города. Задержанные запоминали все его приколы. Потом, когда становились заключенными, долгими вечерами рассказывали о нем. И слава расползалась по зонам: вот есть такой мент с большим чувством юмора. И приписывались ему иногда даже не его шутки, но имя его, обрастая романтическими эпитетами и подробностями, жило в народе.
Сам же Кондаков относил себя к той категории людей, которые, после того как рассказали анекдот, сначала смеются вместе со всеми, затем смеются, когда до них дойдет смысл этого анекдота, и потом смеются над теми, кто еще анекдота не понял. От здорового, бодрого хохота Кондакова у его сослуживцев по вечерам разыгрывались мигрени.
— Знаете, Леночка, а у меня для вас сюрприз! — сообщил Зарамушкин, когда они вышли из отделения.
Лена посмотрела вверх. Боже, какая тоска!
На небе блестели звезды.
Лаяли собаки.
— Вы перенервничали, — продолжал Зарамушкин. — Передергались… Вам необходимо снять стресс.
Он вытащил из внутреннего кармана пальто бутылку коньяка, которую стащил перед уходом с юбилейного стола.