Кривляки, кокетки — пропади они пропадом!
— …Знаете,— уже через час, волнуясь, говорила она,— я не могу побороть ощущения, что, если вы уйдете, это будет какой-то потерей в жизни.
Ее лицо неясно розовело в полутьме, рядом со мной была только ее рука — тонкая, с синеватыми прожилками на запястьях, с тоненьким кольцом на безымянном пальце. Ее голос — чистый, дрожащий, иногда вдруг с усилием насмешливый.
— Каждый человек, который уходит,— потеря,— говорил я, дрожа.— Но сейчас я тоже чувствую что-то необыкновенное…
Мы взялись вдруг за руки, испуганно посмотрели друг на друга… Сидящий за нашим столом румяный яркоглазый человек вдруг повернулся ко мне.
— Простите,— чуть встревоженно сказал он,— вы…
Он назвал мою незатейливую фамилию.
— Да,— удивленно сказал я.— А что?
— Простите, что вмешиваюсь,— сказал он.— Но я не могу не сказать: я читал ваши статьи, и они меня восхищают!
Это был единственный человек в мире, который читал мои статьи!
Я почти не верил. Я держал за руку самую прекрасную девушку, во всяком случае, одну из самых прекрасных — другой такой я не найду никогда (ее ладонь от неподвижности чуть вспотела, и она, рассеянно улыбнувшись, перевернула руку в моем кулаке на спинку). И тут же сидел единственный человек, который читал мои статьи!
И тут почему-то я испугался.
— Знаете, мне нужно ехать! — сказал я, морщась, глядя на часы.
— Ой! — испуганно сказала она.— Правда? А остаться не можете? Ну, хотя бы на час?
Но я был уже во власти приступа идиотизма.
— Да нет,— тупо бормотал я.— Билет, понимаете, куплен…
Она грустно смотрела на меня.
— Ну все! — Я с ужасом слышал свой голос.— Еще надо в камеру хранения забежать. Два узла, сундучок такой небольшой…
Я бормотал, пятился задом, мелко кланялся.
Яркий свет на улице ослепил меня.
Я стоял, покачиваясь, тяжело дыша.
«Что это было, а?»
Я хотел вернуться, но возвращаться не положено почему-то.
Дальше все понеслось, как в фильме, в котором все знаешь наперед и поэтому ничего не чувствуешь.
Ну, что полагается делать в поезде? Пить чай? Ну, я и выпил, восемнадцать стаканов. Выбегать на станциях? Я выбегал, хотя не мог точно объяснить — зачем?
С поезда я ринулся прямо на работу.
— Что, приехал? — почему-то удивленно говорили мне все.
— Приехал! — злобно говорил я.— Прекрасно ведь знаете, что сегодня я и должен приехать!
— Ну, это понятно…— говорили все с непонятным разочарованием, словно ждали от меня какого-то чуда, а его не случилось.
— Не понимаю, чего вы ждали-то? — в ярости спрашивал я.— Обычная командировка. Суточные — два шестьдесят. Вы что?!
— Ничего…— со вздохом раздавалось в ответ.
В полной прострации я пошел на прием к директору. Он-то уж похвалит меня за точность, тут-то я пойму, что счастье, конечно, счастьем…
— Приехал?! — удивленно воскликнул директор.
— Приехал! — закричал я.— Представьте! На что вы намекаете все тут? Вы хотите сказать, что я дурак?
— Нет, ну почему же? — ответил он.— Все правильно. Я просто…
— Что просто?! — вцепился я.
— Ну просто… мало ли что?
— Что мало? Что — мало ли что? Вы ж сами велели мне приехать во вторник!
— Ну… мало ли что я велел,— сказал он, окончательно добивая меня.
Вечером я пошел в театр, на спектакль, на который все тогда рвались. Стиснутый со всех сторон толпой, я медленно продвигался вперед. Все двигались туда, один только рвался оттуда, крича:
— Ну, пропустите же! Вы что?! Семь часов уже, магазин закрывается!
Я посмотрел на него и тоже стал проталкиваться обратно.
Я приехал на вокзал. Я даже сделал попытку пролезть без очереди, но при первом же окрике: «Гражданин! Все хотят ехать!» — вернулся назад.
Ночь в поезде я провел без сна.
И вот я вышел на вокзальную площадь, сел в трамвай.
Показалась та улица, черные обрезанные ветки на белом небе.
Я был холоден абсолютно. Я знал уже — момент тот канул безвозвратно (хотя я мог его и не отпускать).
Я вошел в здание, начал спускаться по лестнице. Лестница была та. Я открыл дверь…
Подвал. Капают капли. Толстые трубы, обмотанные стекловатой. Два человека в серых робах играли на деревянном верстаке в домино.
— Забьем? — поворачиваясь ко мне, предложил один…
Наконец-то!
1. Она говорила
Первый жених — грузин был, Джемал. Все ходил за мной, глазами сверкая.
Однажды, когда я плохо еще его знала, пригласил как-то меня к себе в гости.