Подошел автобус с лампочками под толстой бутылочной крышей. В нем было только два места, в разных его концах. Увидев это, пассажиры заволновались, затеяли пересадку, в которую пытались вовлечь и водителя. И наконец открылось два места рядом. Они сели, почувствовав головами шепот двух старух, сидящих сзади. Старушки шептались очень долго и своим шепотом нагрели весь автобус.
Случай на молочном заводе
Пародия на детектив
Два лейтенанта, Петров и Брошкин, шли по территории молочного завода. Все было спокойно. Вдруг грохнул выстрел. Петров взмахнул руками и упал замертво. Брошкин насторожился. Он пошел к телефону-автомату, набрал номер и стал ждать.
— Алло,— закричал он,— алло! Подполковник Майоров? Это я, Брошкин. Срочно вышлите машину на молочный завод.
Брошкин повесил трубку и пошел к директору завода.
— Что это у вас тут… стреляют? — строго спросил он.
— Да это шпион,— с досадой сказал директор.— Третьего дня шли наши и вдруг видят: сидит он и молоко пьет. Они побежали за ним, а он побежал и в творог залез.
— В какой творог? — удивился Брошкин.
— А у нас на четвертом дворе триста тонн творога лежит. Так он в нем до сих пор и лазает.
— Так,— сказал Брошкин.
Тут подъехала машина, и из нее вышли подполковник Майоров и шесть лейтенантов. Брошкин подошел к подполковнику и четко доложил обстановку.
— Надо брать,— сказал Майоров.
— Как брать,— закричал директор,— а творог?
— Творог вывозить,— сказал Майоров.
— Так ведь тары нет,— сокрушенно сказал директор.
— Тогда будем ждать,— сказал Брошкин,— проголодается — вылезет.
— Он не проголодается,— сказал Майоров.— Он, наверное, творог ест.
— Тогда будем ждать, пока весь съест,— сказал нетерпеливый Брошкин.
— Это будет очень долго,— сказал директор.
— Мы тоже будем есть творог,— улыбаясь, сказал Майоров.
Он построил своих людей и повел их на четвертый двор; там они растянулись шеренгой у творожной горы и стали есть. Вдруг увидели, что к ним идет огромная толпа.
— Мы к вам,— сказал самый первый,— в помощь. Сейчас у нас обед, вот мы и пришли…
— Спасибо,— сказал Майоров, и его строгие глаза потеплели.
Дело пошло быстрее. Творожная гора уменьшалась. Когда осталось килограмм двадцать, из творога выскочил человек. Он быстро сбил шестерых лейтенантов. Потом побежал через двор, ловко увернувшись от наручников, которые лежали на крышке люка. Брошкин побежал за ним. Никто не стрелял. Все боялись попасть в Брошкина. Брошкин не стрелял, боясь попасть в шпиона. Стрелял один шпион. Вот он скрылся в третьем дворе. Брошкин скрылся там же. Через минуту он вышел назад.
— Плохо дело,— сказал Брошкин,— теперь он в масло залез.
Фаныч
Однажды на остановке метро ждал я одну колоссальную девушку! Вдруг вместо нее подходит старичок в длинном брезентовом плаще, в малахае, надетом задом наперед.
— Такой-то будешь сам по себе?
— Ну, такой-то,— говорю,— вы-то тут при чем?
— Такую-то ждешь?
— Ну, такую-то. Вы-то откуда все знаете?
— Так вот,— говорит,— просила, значит, передать, что не может сегодня прийти. Я, выходит что, вместо нее.
Я умолк, потрясенный. Не мог я согласиться с такой подменой.
— Так вы что,— спросил наконец я,— прямо так и согласились?
— Еще чего, так! Три рубля…
— Ну,— сказал я,— так куда?
Он долго молчал. Потом я не раз замечал эту его манеру — отвечать лишь после долгого хмурого молчания.
В тот вечер, как и было задумано, шло выступление по полной программе: филармония, ресторан, такси.
Все это было явно ему не по душе. На каком-то пустыре поздней ночью он наконец вышел, хлопнув дверцей.
«Да,— думал я,— неплохо провел вечерок!.. Такая, значит, теперь у меня жизнь?»
И действительно, жизнь пошла нелегкая… Казалось бы, все обошлось, случайный этот знакомый исчез. Но почему-то тяжесть и беспокойство, вызванные его появлением, не исчезли. И вдруг я понял, что они вошли в мою жизнь навсегда.
А ведь и все — и усталость, и старость, и смерть — приходит не само по себе, а через конкретных, специальных людей.
И Фаныч (так его звали) стал появляться в моей жизни все чаще, хотя, на первый взгляд, у нас не было с ним ничего общего.
В один предпраздничный бестолковый день — полуработы-полугульбы, а в результате ни того, ни другого — я оказался дома раньше, чем обычно. Странное, под непривычным углом солнце в комнате (редко я бывал дома в это время) вызывало у меня и какое-то странное состояние. На это освещение комнаты не было у меня готовых реакций, запланированных действий, и я так и сидел, как не свой, в каком-то неопределенном ожидании. Потом раздался звонок и вошел мой сосед, начальник сектора с нашей работы, Аникин — человек неряшливый, потный, тяжелый во всех отношениях… Рубашка отстала от его шеи, и на воротнике изнутри были выпуклые, извилистые, грязноватые змейки. Я думаю, Аникин и не подозревал, что где-то существуют чистые, прохладные, мраморные залы, переливающиеся хрустальные люстры, подобное ветерку пение арф.