Вот перед храмом стоит негритянка с тележкой и продает камни. Камни? Да, каждому оришу на домашний алтарь кладутся камни, которые имеют точно определенную форму и цвет. Камни для Йемайа ищутся, конечно, на дне моря. Эти торговцы, следовательно, ищут в море камни с требуемой поверхностью, формой и цветом, а когда какой-либо такой камень найдут, везут его потом в Реглу, где всегда достаточно интересующихся предметами, которые связаны с культом госпожи моря. На берегу бухты я вижу группу верующих. Сегодня праздник Йемайа, следовательно, день ритуального очищения. Женщины очищаются омовением морской водой, другие очищаются листьями растения, которое здесь называют параисо, Другие верующие приносят на берег мора его владычице в качестве жертвы особый жертвенный напиток, приготовленный только для данного случая. А иная женщина теперь входит в море с черной куклой, такой, какую у нас выдают как приз в наших ярмарочных тирах, и моет ее. Я напрасно искал объяснения у нескольких своих знакомых. Но, наконец, узнал, что эта женщина, как и другие, которые таким образом взывают к Йемайа о милости, — близнец. Ее сестра (или брат) умерла. Черная куколка как раз олицетворяет умершую. Ибо, согласно поверью, вода моря, которым владеет могучая Йемайа, помогает живому и мертвому. Каждому, кто верит, каждому, кто владычице моря приносит жертву. Каждому, кто в ее честь в домах сантеро поет, танцует, играет на священном барабане бата.
И так я сразу после обеда, а потом и несколько последующих дней стал искать в Регле дом, в котором поют и танцуют для Йемайа. Со своим другом доктором Гессом из Лейпцигского университета мы на мотоцикле (маленький магнитофон спрятан в сумке) проезжали Реглу и искали место, где совершают обряд в честь Йемайа. Только на третий день на самом конце Реглы мы нашли дом — кабильдо, в который смогли войти. Его называют домом Пепы. Ибо здесь жила сантеро, которая принадлежала к самым знаменитым в Регле — Пепа де ла Лома… Пепа давно мертва, но в ее доме по-прежнему собираются члены кабильдо, главным церемониймейстером которой она являлась.
Я опять стою в самом темном углу комнаты, чтобы ни я, ни моя светлая кожа не беспокоили верующих, а потом предо мной снова раскрывается эта знакомая картина лукумийских обрядов: перед алтарем, на котором стоит черная богородица кабильдо, сидят три барабанщика. Они играют на священных барабанах бага. Никакой другой инструмент не может вступить на праздник Йемайа.
Слышится монотонный ритм трех барабанов и мелодия обрядовой песни, поющейся главным церемониймейстером, а потом рефрен, повторяемый хором, всеми верующими.
Барабаны и песня вначале приветствовали главных лукумийских оришу. Теперь обряд посвящен только Йемайа и, следовательно, только женщинам. Мужчины прижались к стенам комнаты. Йемайа, мать моря, мать матерей, милосердна. Танцы в честь ее так же радостны и так же веселы. Танцующие в эти минуты изображают жизнь моря. Кольцо женщин поднимается и опускается так, как ветер поднимает и опять опускает волны на море. Вверх, вниз, вверх, вниз, и все тот же неизменный, бесконечный круг, Барабаны без устали приветствуют Йемайа.
А потом наступает кульминация обряда. Бата начинают звучать знакомым ритмом, женщины выпрямляются и поют приветствие в честь Йемайа, приветствие, форма которого не менялась, вероятно, уже целую тысячу лет.
Да, уже тысячу лет той же песней и тем же языком восхваляют лукуми там, дома, в Африке, и здесь, на Кубе, в Новом Свете, божественную Йемайа, матерь моря, матерь матерей.
Барабаны говорят
И вот так я через несколько дней после возвращения на Кубу встретился в доме сантеро не только с первыми настоящими оришу, но и с подлинной, нефальсифицированной драматической музыкой афрокубницев. А барабаны-владыки этих священных обрядов — меня потом на Кубе сопровождали, собственно, весь тот год. Лишенные своего божественного послания светские барабаны афрокубинцев доминируют ныне и в музыке карнавальных шествий, царят в танцевальных залах; даже и тридцать часов езды в поезде из Гаваны на самый восток Кубы, которые я провел в самом дешевом, малокомфортабельном вагоне, моему черному соседу удалось пробарабанить.
Барабаны здесь владычествуют. Об этом спору быть не может. И Куба поет, танцует под них. И эта светская, народная музыка сегодняшней Кубы не отрекается, конечно, от своих африканских родичей. Со своими богами четыре столетия назад черные рабы впервые принести сюда на Кубу с собой и свои музыкальные инструменты, свои мелодии и ритмы, рожденные некогда в родной Африке.