— Ты в порядке? — спросил Томмазо, сидя напротив меня.
— Это улёт мозга, — ответила ему не смущаясь.
— Это просто лазанья, — поддразнил он.
— Наконец-то.
— Ты очень странная, — задумчиво сказал он. К счастью, наши родители были слишком заняты подкалыванием, над не знаю каким общим знакомым, чтобы слушать наш разговор.
— Почему? — спросила я, не отрывая взгляда от лазаньи. — Только потому, что говорю прямо?
— Сейчас это так называется? — улыбнулся он. — Я думал, что более подходящее слово — «не в себе».
Я оторвала взгляд от стола, чтобы увидеть его глаза. Они зелёные, чёрт возьми. Мне всегда нравились мужчины с зелёными глазами.
— Мама наставляла меня быть с тобой милой. Так что, если не возражаешь, я буду благодарна, если и ты будешь мил со мной. Так мы сможем выполнить то, что обещали.
Кажется, Томмазо на мгновение задумывается.
— Неа, не будь со мной милой. Будь спонтанной, — соблазняет он.
— Я не уверена, что ты сможешь справиться с моей спонтанностью, — пытаюсь напугать в ответ.
— О, без проблем.
— Уверяю тебя, не сможешь. Потому что, если бы могла вести себя так, как обычно, я бы уже беззастенчиво спросила тебя, почему ты снова один.
Понятно, такого поворота парень не ожидал, и незаметно отодвинул свой стул.
— Ты позволил ей уйти? — продолжаю давить на него. В конце концов, сам напросился.
— Ладно, вношу поправку: я не имел в виду именно такую спонтанность. — шипяще произносит он.
На моём лице, как я подозреваю, заметно замешательство.
— Какую же?
Но Томмазо не успевает мне ответить, нас прерывает его мать, чтобы подать очень щедрую порцию лазаньи. Кто я такая, чтобы отказываться от этого добра?
— Вы должны простить её, — извиняется моя мама, после того как я приступаю к дегустации лазаньи, возможно, не очень изящно, но зато искренне. — Алессандра большая любительница лазаньи.
— Божественная. Синьора Радиче, вкус восхитительный, — делаю я комплимент, почти готовая расплакаться от эмоций.
— Хватит с этой синьора Радиче. Пожалуйста, зови меня Клаудией, — настаивает она.
— Клаудия, эта лазанья наивкуснейшая. Я возьму добавку, даже если мне придётся возвращаться в Милан пешком, бегом с горы, только чтобы избавиться от всех этих калорий.
Этого может быть даже недостаточно, если подумать. Мне придётся пройтись пешком до Сантьяго-де-Компостела или чего-то подобного, когда вернусь после праздников.
Отец Томмазо смеётся от удовольствия.
— О, для потери калорий достаточно немного лыж и хорошего воздуха, — успокаивает он меня.
— Ты катаешься на лыжах? — спрашивает Клаудия.
— Я… катаюсь... — заикаюсь я без всякой уверенности.
— Алессандра брала уроки в детстве, но я не знаю, сколько она практиковалась в последние годы, — уточняет мама.
— Ах, но это же как кататься на велосипеде! — восклицает синьор Радиче. — К тому же очень весело!
— Я совсем недавно каталась на лыжах, — вмешиваюсь я, пытаясь задать тон. Я не упоминаю, что это было всего один раз, несколько лет назад, и что мы с друзьями провели большую часть времени, загорая. Это занятие, в котором я преуспела, как мало кто другой.
Я взяла с собой лыжный костюм только потому, что надевала его два раза в жизни, и поездка сюда казалась идеальной возможностью округлить до трёх, так как прогноз погоды обещал холод. Но я представляла себя на пешей прогулке, а не на склоне. Говоря о детских воспоминаниях — я смутно помню эпические падения и ледяной снег, проникающий за шиворот и кто знает куда ещё. Вместо того чтобы назвать это весельем, я бы определила как травмирующий опыт.
— Томми, ты просто обязан завтра взять Алессандру на лыжную прогулку! — воодушевлённо предлагает Клаудия.
— Но… но… — Я вдруг совершенно потеряла дар речи. Возможно, избыток лазаньи затуманил мой мозг.
— Ты хочешь покататься? — прямо спрашивает меня парень.
Я как раз собиралась произнести «ни за какие коврижки», когда мой отец, который обычно на моей стороне, тоже решает вмешаться.
— Конечно, она хочет!
Наступает момент замешательства, все переговариваются друг с другом и вместе смеются. Я в недоумении оглядываю сидящих за столом.
— Откажись, — шиплю я мистеру Совершенство напротив.
— Сама откажись, — отвечает он.
— Нет, это должен сделать ты, — настаиваю я. Мне кажется очевидным — я не могу выставить себя дурой.
— Нет, ты. — Если кто-то посмотрел бы на нас прямо сейчас, то с трудом принял бы за двух зрелых людей.
С Томмазо так было всегда. Сколько себя помню, в его присутствии я говорила или делала то, что считала несвойственным моему обычному образу жизни. Вот почему я так долго избегала его — я не уверена, что смогу контролировать эту Алессандру. Если честно, я даже не знаю, чем бы хотела заниматься эта Алессандра. Покататься на лыжах? Кто знает…
— Хорошо, — наконец сдаюсь я. — Завтра мы отправляемся кататься на лыжах. — Я произношу фразу так, словно это угроза.
— Хорошо.
— Да, хорошо, — повторяю я. А потом угощаюсь ещё одной порцией лазаньи.
Предположим, я завтра умру. По крайней мере, я хочу сделать это на сытый желудок.
От коматозного сна меня пробуждает звук, с которым кто-то настойчиво стучится в мою дверь. Вчера рождественский обед и ужин практически слились в единое целое, в результате чего мы ели и пили столько часов, что в конце дня я буквально рухнула в эту божественную кровать и позволила укутать себя тёплыми одеялами. Конечно, если бы я воздержалась от поглощения всей той пищи, возможно, мне удалось бы избежать некоторых тревожных снов, о которых я до сих пор почему-то помню. Во многих из них появлялся Томмазо и соглашался со мной по любому поводу. Во сне — невероятно, но факт — я нашла его сексуальным, в то время как он вёл себя, как обычно, в стиле мистера Совершенство. В ужасе от такой мысли я окончательно проснулась и резко села.
Стук не прекращался, вынуждая меня откинуть одеяло и встать. Я буквально тащилась к двери, ощущая холод, хотя и захватила с собой фланелевую пижаму в шотландскую клетку.
— Да? — пробормотала я сонным голосом, открыв дверь.
По ту сторону двери меня ждал Томмазо, в прекрасной форме и готовый к катанию. Одетый в чёрное с головы до ног (что, как я предполагаю, является его личным проявлением нелюбви к цвету). Я не ожидала ничего другого от такого, как он, заметьте.
— В полдень снег тает, — напоминает он. — Подразумевалось, что мы поедем кататься рано. Конечно, теперь будет не так рано, — добавляет он со вздохом.
— Ты не сказал во сколько, — напоминаю я. — Если бы предупредил, я была бы уже готова.
Возможно. А может, и нет.
— Я принял это как должное, — упрямо повторяет он.
— И ты поступил неправильно. Урок номер один на сегодня: не принимай ничего как должное, — с радостью сообщаю ему.
— Никогда не принимать ничего как должное, когда это касается тебя, — добавляет он.
— Это было само собой разумеющимся, — обращаюсь к нему его же словами. Я даже умудряюсь улыбнуться.
Томмазо закатывает глаза.
— Неважно. Сколько минут тебе нужно на подготовку? Пять?
Он серьёзно?
— Пять? — повторяю я со смехом. — Да ты ненормальный... допустим, я смогу сделать это за сорок пять минут.
На мгновение я испугалась, что у него случится инсульт. А потом он решит задушить меня на пороге моей/своей комнаты.
— Ради всего святого, что ты собираешься делать сорок пять минут, кроме как влезть в одежду, и выйти? Нет, нет, вопрос неправильный... не отвечай, пожалуйста, — почти умоляет он. — Не думаю, что хочу знать.
— Жаль, могло бы быть весело. — Да, на данный момент я почти наслаждаюсь происходящим.
— У тебя двадцать пять минут! — в итоге восклицает он. — Ни минутой больше. — И, сказав это, Томмазо поворачивается и уходит.
На мгновение я приклеиваюсь взглядом к его заду, который идеально обтянут узкими лыжными брюками, потом смотрю на красивые плечи.
— А если я переборщу, что ты сделаешь? Ты меня строго накажешь? — насмехаюсь я над ним.
Томмазо останавливается, когда подходит к лестнице, оборачивается и бросает на меня удивлённый, но заинтригованный взгляд.
— Кто знает... может быть. — А потом он исчезает из моего поля зрения.
Вдруг мне стало не холодно, а очень жарко. Наверняка это всё фланель...
Само собой разумеется, Томмазо был прав. Мне следовало серьёзно подумать и быстрее шевелить задницей, потому как снаружи царит хаос. Нам приходится отстоять в очереди в прокат лыжного оборудования, затем в очереди в билетную кассу, а затем нам предстоит столкнуться с очередью на канатную дорогу из Понте, в направлении Пассо-дель-Тонале.
— Послушай, как сама видишь, здесь полная катастрофа. Нам потребуется много времени, чтобы подняться на склон, а когда доберёмся, трассы будут забиты лыжниками, — нудит он.
— Да, ну мы не единственные, кто съел слишком много и должен отработать рождественскую еду.