В горячих сердцах сохраняя

— Я знаю, зачем вы пришли. Как это случилось? Как все…

Они не находили слов, чтобы рассказать о том, как он погиб. Я глубоко вздохнул, чтобы не заплакать, и стал смотреть на море…

О нем до сих пор говорят так, будто он находится здесь, среди нас. Значит, он продолжает жить…

Роберто Бранли

Дань памяти

На Хироне, на Плая—Ларга отпечатываются кровавые следы. Порохом на солнце усыпан путь, по которому шагали герои. На Хироне, на Плая—Ларга тишина — это редкость. Внезапно слышатся выстрелы, треск пулеметов и гаубиц. Трассирующие пули вонзаются в небо, словно остроконечные стрелы. На Хироне, на Плая—Ларга, в Сан—Бласе в агонии бьется Смерть в могучих тисках Родины непокоренной. Яростью и гневом полны песни народа, и разворачиваются колонны под грохот выстрелов и кровавый дождь. Родина или Смерть! Мы победим!

Январь 1961 года

Едва наступил год Образования, как снова время загнало нас в окопы. Это была тактика, похожая на игру в гольф. Это были маневры, организованные заядлыми игроками в гольф с Уолл—стрита. Едва успели мы очистить от пороха наши винтовки, как снова соленый воздух, что тянется с моря, несет капли дождя и наши глаза, напрягаясь до боли, не мигая смотрят в ночную темноту. Едва мы крепко стиснули винтовки и нетерпеливо замерли в ожидании под немеркнущими звездами, во влажной траве, окропленной росой, как снова грядут военные будни.

Кубинское знамя

Отныне твои полосы — это борозды наших полей, на страже которых — товарищ автомат, товарищ винтовка. Отныне твоя звезда сияет на челе объединенного в одном порыве народа. Отныне твой треугольник стал еще более алым — это кровь наших павших соратников, это пламя, горящее в груди у каждого кубинца.

Эрнесто Че Гевара

Алегриа—де—Пио

Второго декабря 1956 года мы высадились с «Гранмы» в районе Плая—де—Лос—Колорадос, потеряв при этом почти все свое снаряжение.

Путь через Мексиканский залив и Карибское море на утлом суденышке, каким была наша «Гранма», да еще в штормовую погоду, почти без пищи и воды, тяжело сказался на наших людях.

После высадки нам пришлось очень долго пробираться по заболоченному, илистому побережью. Бойцы были крайне измучены, истощены, многие до крови стерли ноги. Времени для отдыха не оставалось. Едва успели прийти в себя после тяжелого морского плавания и высадки с «Гранмы», как пришлось вступить в бой.

Всю ночь на 5 декабря мы шли по плантации сахарного тростника. Голод и жажду утоляли тростником, бросая остатки себе под ноги. Это было недопустимой оплошностью, так как батистовские солдаты легко могли проследить за нами.

Но, как выяснилось позже, нас выдали не обломки тростника, а проводник. Как раз накануне описываемых событий мы отпустили его, и он навел батистовцев на след нашего отряда. Такие ошибки мы допускали не раз, пока не поняли, что нужно проявлять осторожность и бдительность.

К утру мы совсем выбились из сил и решили сделать кратковременный привал на территории сентраля. Едва успели расположиться, как многие бойцы тут же уснули.

Около полудня над нами появились самолеты. Измученные тяжелым переходом, мы не сразу обратили на них Внимание: кто жевал свой скудный паек, кто дремал.

Мне, как врачу отряда, пришлось перевязывать товарищам их стертые и покрывшиеся язвами ноги. Очень хорошо помню, что последнюю перевязку в тот тяжелый день я делал Умберто Ламоте.

Внезапно на нас обрушился огненный шквал. Мы были почти безоружны перед яростно атакующим врагом: от нашего военного снаряжения после высадки с «Гранмы» и перехода по болотам уцелели лишь винтовки и немного патронов, да и те в большинстве оказались подмоченными. Помню, ко мне подбежал Хуан Альмейда. «Что делать?» — спросил он. Посоветовавшись, мы решили как можно скорее пробираться к зарослям тростника, ибо понимали — там наше спасение!

Альмейда побежал к своему подразделению. В этот момент я заметил, что один боец бросил на бегу патроны. Я схватил его за руку, пытаясь остановить, но он вырвался, крикнув: «Конец нам!» Лицо его перекосилось от страха.