Наконец мы достигли окрестностей сентраля Пальма—Моча, расположенного на западном склоне горы Туркино. Здесь нас необычайно радушно встретили крестьяне.
Немного отдохнув, мы снова тронулись в путь. Местный крестьянин Эмилио Кабрера сообщил нам, что Лало Сардиньяс со своими бойцами находится неподалеку от его дома, и 16 июня состоялась встреча нашего небольшого отряда с отрядом Лало Сардиньяса из колонны Фиделя, Лало имел приказ дожидаться здесь противника. Отряд батистовцев во главе с Санчесом Москером был окружен колонной Фиделя в долине реки Пальма—Моча, но вырвался из окружения и сейчас намеревался напасть на нас с другой стороны. Но теперь у нас было достаточно сил, чтобы разгромить этот отряд.
Яркий ковер цветочный
Куба ткала в апреле.
Снова, набравши силу,
листья зашелестели.
Но со свободой Кубы
Север не мог смириться.
Вот и плывут пираты,
или — верней — убийцы,
чтобы вонзить с размаху
Острову нож под сердце.
Север уже ликует:
«Некуда Кубе деться!»
Долларами платили
купленным негодяям.
Вот они и храбрятся:
«Кубу с землей сровняем!»
Только ведь зря хвалились
горе—герои эти:
встретили их кубинцы
дружно в штыки и в плети.
Свищут над полем пули,
ищут спасенья тати,
верят, что примет море
их, распахнув объятья.
Но корабли исчезли,
канув навек в пучину.
Те, кто боялся смерти,
в море нашли кончину.
Вечная жизнь героям!
Трусы, себе заметьте:
только лишь тот бессмертен,
кто не боится смерти!
Батисту не обмануло
предчувствие урагана.
Одна у него надежда —
на крылья аэроплана.
Задал стрекача Батиста,
почуяв: пора настала.
Батисту сопровождает
лишь свита из генералов.
У трапа стучит от страха
зубами черная свора.
Напившись народной крови,
покинул Гавану ворон.
Летят ему вслед проклятья,
летевшие вслед и прежде.
Но только теперь на Кубе
распахнута дверь надежде.
Трясется Батиста в страхе,
дрожит вся его охрана:
одна лишь у них надежда —
на крылья аэроплана.
А улицы расцветают
улыбками и речами,
целуясь и обнимаясь
с повстанцами—бородачами.
И если скорбят — то только
о тех, кто в сраженьях пали.
Но пали, добыв победу, —
и ей рукоплещут пальмы.
Победа пришла, победа!
Разбуженный этой вестью,
поднялся Марти над Кубой
в алмазном венце созвездий.
Масео воскрес. Мачете
в руках у него лучится.
Марти и Масео — рядом,
как крылья одной жар—птицы.
И зерен больше в початке…
И зерен больше в початке,
и виноградин в грозди,
чем воинов в группе Фиделя,
с «Гранмы» сошедших грозно.
Толкают их в спину волны,
но герои шагают прямо,
безусые лица суровы,
и сомкнуты брови упрямо.
Над ними москитов тучи,
трясина мягка как вата,
а смерть наблюдает за ними,
одетая в форму солдата.
От крови краснеет берег,
повсюду раненых стоны,
герои сражаются насмерть,
пытаясь прорвать заслоны.
И лишь немногие вышли
живыми из этого боя,
в горячих сердцах сохраняя
память о павших героях.
Народ им выходит навстречу,
кругом царит оживленье,
ликующий слышится голос,
повсюду — цветы и пенье.
По зову горячего сердца
уходят герои в горы.
Над ними сияет солнце
и птичьи слышатся споры.
Призывный голос Фиделя
звучит на горной вершине:
«Мы спустимся с гор к победе,
нас много будет в долине».
Человек лег лицом в грязь, которая еще совсем недавно была руслом ручья, и безуспешно пытался отыскать остатки воды.
— Тварь!
Слово ударило хлыстом, и тело лежащего вздрогнуло, как от электрического тока.
— Малыш?! — вскрикнул он, еще не видя говорившего. Потом быстро повернулся и — уперся лицом в дуло автомата.
На какое—то время он замер, как загипнотизированный, не в силах отвести глаз от поблескивающей стали. Затем неожиданно выбросил правую руку, чтобы схватить свой автомат, но чей—то ботинок пресек эту попытку, вдавив его пальцы в грязь.
— Паскуда! — выругался Малыш и ударил его ногой в живот. — Ну и паскуда же ты, Петух!
Удар заставил его сжаться. Он повернул голову и увидел, как в воздухе сверкнул плевок Малыша. В следующее мгновение он ощутил противно—липкое прикосновение к своей щеке.