— Думал, нам крышка?
Он повернулся в другую сторону, на голос.
— Лоло?!
— Тварь ты, Петух!
Его снова били словами. И снова он впился взглядом в дуло «Томпсона».
— Прощайся с жизнью.
Он отвернулся — перед глазами возник тупой носок ботинка.
— Твое последнее желание?
Взгляд опять уперся в дуло «Томпсона».
— Повесить или расстрелять?
Тупой нос ботинка не шевельнулся.
— Что передать семье?
Дуло «Томпсона» оставалось неподвижным.
— Так—то, не будешь паскудой!
Тупой нос ботинка был на месте.
— Дерьмо!
Дуло «Томпсона» медленно опускалось к его лицу.
— Пусти… пусти…
Он с трудом пошевелил левой рукой, пытаясь отвести дуло. Малыш, не давая ему коснуться автомата, сделал знак Лоло, и тот убрал ботинок. Тогда он начал переворачиваться, преследуемый дулом, которое опускалось все ближе и ближе, пока наконец не уперлось ему в лоб.
— Он не на предохранителе, Малыш. Я снял его с предохранителя. Так что ты с ним не шути.
Теперь он лежал на спине, барахтаясь в грязной жиже. Потом попытался выползти из нее, подтягиваясь на локтях и плечах, а грязь все пропитывала и пропитывала его уже задубевшую одежду.
— Гляди, Лоло, гляди, как он барахтается.
— Ведь ты считал себя умником, а? Считал, что всех наколол?
— Подымайся!
Петух стал приподниматься, не спуская глаз с оружия. Уже почти встав, он споткнулся о камень и упал ничком, лицом в грязь.
— Подымайся! — снова заорал Малыш. — Мы добрые, можешь откинуть копыта стоя, как настоящий мужчина.
— Я? А при чем тут я? За что вы хотите прикончить меня? Я ни при чем. Меня не за что убивать.
Широко раскрытые глаза на его залепленном грязью лице сверкали.
— Ублюдок! — заревел Малыш и снова плюнул в него.
Раздался сухой металлический щелчок — Лоло поставил свой пистолет на боевой взвод.
— Обожди!
— Я хочу проветрить ему мозги.
— Не вмешивайся, возьми его автомат.
Лоло поднял автомат и надел на плечо. Потом погладил его, погладил свой автомат и хмыкнул.
— Дешевка ты, Петух. Из—за тебя коммунисты Шакала укокошили да и нас чуть не пришили. Нам просто повезло. Знаешь, почему я тебя не кончаю? Когда мы доберемся до Гумы, ты нам покажешь дорогу к берегу. Если все обойдется, мы тебя не тронем. Но если по дороге с нами что—нибудь случится, я из тебя все потроха выну, понял? Любая заварушка — и ты первый поплатишься. Это я тебе обещаю. Можешь не сомневаться.
— Я никого не выдавал, Малыш. Мы ведь с Шакалом были друзья, просто я…
— Дерьмо ты, и больше ничего.
— Малыш…
— Заткнись! Двигай вперед, и без шуток.
* * *За ручьем начиналось взгорье. Они стали подниматься по склону. Шли молча, согнувшись, то и дело вертя головами в разные стороны и облизывая пересохшие губы. Глаза у всех блестели. Лоло, который с трудом двигал левой ногой, немного отстал. Он вытащил фляжку и попытался отхлебнуть, но сумел сделать лишь один глоток — фляжка была пуста. Он отшвырнул ее и бросился догонять остальных.
— Они могут быть где—то здесь.
— Наверняка — у этих гадов нюх, как у ищеек.
— Шагай—шагай, не каркай!
Они снова двинулись в путь, и снова воцарилось молчание. Окрестности были все так же однообразно красивы. Внезапно Петух остановился, и они уставились на него. Так и стояли, сузив глаза, нервно вздрагивая, пытаясь кожей почувствовать опасность.
— Что?
— Ш—ш–ш…
— Что такое?
— Мне послышался шум.
Они вскинули автоматы на изготовку.
— Я ничего не слышу.
— И я.
— Да, вроде бы все спокойно.
— Пошли быстрей!
Они шли еще часа два, не проронив ни слова. Иногда, особенно когда дышать становилось совсем невмоготу и приходилось идти медленнее, они переглядывались. Дойдя до развилки, Малыш схватил Петуха и показал направо. Тот и не пытался высвободиться. Он только глядел на Малыша и на тропинку, не решаясь идти по ней.
— Двигай.
— Ты что, хочешь идти в Гуму через Каньитас?
— А почему бы нет?
— Но там же равнина, Малыш. Целых пятнадцать минут придется идти по полю.
— Зато на два часа быстрее.
— А если заметят…
— Если заметят — нам крышка. Но рискнуть стоит.
— А может, через Сагарру — там ведь горы, а, Малыш?
— Еще два часа по этому аду? Лишних два часа, чтобы они нас укокошили?
— А если схватят?
— Только не меня. Такого удовольствия я им не доставлю. Меня можно только убить.