— Я бы туда съехал только из-за бани… В каждом дворе баня, — сказал Костя.
— Вот! — поднял палец Изосимов, — это аргумент! Только… Если решите, то поторопитесь, станет жарче, и те тушки, что остались после зачистки…
— Это понятно, придумаем что-нибудь, спасибо за информацию, буду сегодня у Лукина, поинтересуюсь.
До обеда возились с броневиком. Костя не вылезал из кабины, разбирался с управлением, к слову, не таким уж и сложным. Несколько раз заводил и глушил, радовался как ребенок, когда разобрался с подкачкой колес. Я, Иваныч и Виктор доводили до ума салон — придумали крепление для ящиков под патронные упаковки и цинки, а также закрепили у борта бочку и канистры. Запас провизии, воды и походное снаряжение сложили в два оружейных ящика, прикрутив их к полу на место демонтированных сидений по правому борту. Придумывать оружейную пирамиду и нечто вроде грузового отделения я оставил мужиков самостоятельно, а сам пошел покормить кота и написать заявку Лукину.
— Иваныч, будь на связи, — показал я ему рацию, заглянув в заднюю дверь «Выстрела», — я к Лукину.
Тот лишь кивнул, не отвлекаясь от работы.
Комендатурой называлась огороженная и охраняемая территория у вояк, на которой стояла армейская ПБ-20 и два штабных кунга-прицепа.
— Как доложить? — поинтересовался один из двух бойцов на импровизированном КП, состоящего из письменного стола, стула, наспех сколоченного навеса и шлагбаума из березового бревна.
— Влад, — пожал я плечами, — Влад из группы «Сваты»
— Сейчас, — боец потрусил к одному из кунгов.
Поднявшись по приставной металлической лестнице, я, пригнувшись, вошел в кунг. Лукин сидел за столом над картой, прикрыв один глаз от дыма папиросы.
— Давай список, — сказал он, не поднимая головы.
— Вот, — я положил сложенный вчетверо тетрадный листок.
Лукин пробежал глазами по списку, подписал его и вернул мне. В левом верхнем углу листа была резолюция «Срочно! Вне очереди! П-к Лукин», дата и подпись.
— В палатке майор Паншин, все вопросы решишь с ним… Что-то еще?
— Я вот думаю в Северный со всей группой переселиться…
Лукин внимательно на меня посмотрел, чуть наклонив голову, постучал карандашом по столу и сказал:
— И правильно, нечего здесь оптовую базу разводить, только с Изосимовым согласуй, спроси, когда он своих ребят там планирует разместить, а то мало ли… На днях конкурентов ваших на полста километров севернее Каргалы кто-то обстрелял.
— Далеко забрались.
— Не в этом дело, уродов много повылазило, их Бог пощадил, а они устроили тут дикий запад. И кстати, — Лукин наклонился над картой, — переселитесь, и, если будет желание, прокатитесь на север Васильевки, на восток идет проселок к Буланово и на Оренбургский тракт, так вы бы провели разведку по этому тракту… Там же мелких деревень — через каждые десять километров.
— Обещать не буду, но попробуем в свободное, так сказать, от основной работы время.
— Договорились.
— А с радиостанцией?
— Всё к майору, он обеспечит.
К майору Паншину оказалось не просто пробиться, в палатке было человек десять вояк, стоял забористый мат, слои сигаретного дыма перечерчивали лучи солнца из окошек. Раскрасневшийся, лысый майор невысокого роста что-то объяснял парню в «гражданке».
— А кто Паншин, — спросил я у лейтенанта, что сидел в углу за столом, на котором стояло три полевых телефона и радиостанция.
— Вон тот… Лысый.
— Спасибо, я так и понял.
Дождавшись, когда Паншин закончит с гражданским, я подошел к нему и протянул заявку, подписанную Лукиным.
— День добрый, у меня заявка за подписью Лукина, — протянул я ему лист.
Паншин посмотрел на меня, как на полоумного, и ответил, доставая из кармана стопку листков:
— У меня таких четыре десятка!
— На резолюцию обратите внимание, пожалуйста.
— Понятно… — засопел Паншин, наконец, заглянув в листок, — идем.
Выйдя из палатки, он остановился и закричал:
— Шафрай! Лейтенант Шафрай, ты где, твою мать?
Откуда-то из-за палатки выбежал жующий лейтенант.
— Вот, — Паншин протянул лейтенанту мою заявку, — все по списку выдать, на топливо заправочный лист оформишь, а потом к связистам человека отведешь, понял?
— Так точно!
— По исполнении доложить.
— Есть!
Склады были организованы вдоль восточной части форта, недалеко от дома деда Галима. Большая часть «добра» хранилась под открытым небом и была накрыта где кусками шифера, где рубероидом. Но зато низкие столбики и колючая проволока уже присутствовали, как и двое часовых под наспех сколоченным навесом. Под тем же навесом сидел и завскладом — старший прапорщик. Худощавый мужчина под пятьдесят, седые коротко стриженые волосы и глаза, раскрасневшиеся от недосыпа.
— Петрович, мы к тебе, — лейтенант подождал, когда боец размотает проволоку на калитке в заборе.
— Как ты мне дорог, Толя, — скривился прапорщик и, достав из футляра очки, взял мою заявку у лейтенанта.
— А я-то что, Петрович? Это по распоряжению Лукина.
— Что у вас тут… — прапорщик пробежался глазами по списку, а потом посмотрел на меня поверх очков, — В карманах, что ли, понесешь?
— Нет, — улыбнулся я, — сейчас вызову транспорт.
— Ну, вызывай, пусть вдоль забора проезжает и вон у тех штабелей, где брезент снят, встает.
Я вызвал по рации Костю, и попросил, чтобы он подъехал на «техничке» к складам. Дождавшись, пошли получать все согласно списку. Закончив с погрузкой нескольких патронных укупорок, я поинтересовался у прапорщика насчет машинки для снаряжения лент.
– «Раковскую» дам… Ржавенькая, разберете, почистите, смажете, соберете.
— А под 12,7?
— Эк… берешь стол, на длину стола рейку, ленту в рейку упер и ручками, ручками.
— Понятно, — вздохнул я.
— Пойдем, распишешься в журнале, — сказал прапорщик, и мы направились к выходу.
Отправил Костю домой разгружаться, а мы с лейтенантом вернулись в комендатуру, где мне была вручена картонка, разлинованная странным образом, с печатью и подписью. Вверху лейтенант от руки написал «Группа „СВАТ“». В крайней левой графе — «Топливо — Дизельное», в следующей графе — «К выдаче — 1,5 Т».
— Вот, держи и не теряй, проеб… эм… потеряешь, все, никто восстанавливать не будет. На складе ГСМ для гражданских заправка к концу смены, с восемнадцати до двадцати. Подъезжаешь, тебя дежурный заправляет, списывает литры и расписывается… И так, пока все топливо не спишется.
— Понятно.
— Ну что, к связистам?
— Да, пойдем.
Здоровенный кунг 543-го МАЗа связистов стоял на отшибе на территории комендатуры. Лейтенант хотел было меня представить Николаю, тому самому, которого мы с семьей первым привезли в форт от вояк. Николай стоял на улице рядом со своей гигантской КШМкой и руководил двумя бойцами, которые перебирали на предмет «живой-не живой» аккумуляторы каких-то древних радиостанций.
— Ну, раз вы знакомы, тогда я вас оставлю, — обрадовался лейтенант, вручил Николаю мою заявку и потрусил к палатке, откуда уже доносилось зычное «Шафрай, ты где, твою мать?»
— Чай будешь? — спросил Николай, почитав пункт в заявке в стиле «нам бы связи».
— Буду, что-то набегался уже.
— Ну, пойдем, — Николай кивнул на лестницу, — я так понимаю, ко мне за радиостанцией прислали.
— Да.
— А вот не обрадую я вас, мужики. И не в моём жлобстве дело.
— В чём же тогда?
— А в том, что если не хотите себе проблем, то с военной связью не связывайтесь, вот такой вот каламбур.
— С чего это вдруг?
— Вы ведь мародёры, в новом и хорошем смысле этого слова?
— Ну как бы…
— Тогда пей чай и слушай краткую лекцию, и заметь, бесплатную, по самым глубинным, так сказать, основам НЕВЗАИМОСВЯЗЫВАЕМОСТИ разных радиостанций. И после этого, я уверяю, военной связи тебе уже не захочется. Опять же… То, что я вам в «форд» поставил, это наименьшее из зол, так что ее и пользуйте, пока что-то другое не подвернется.
— Излагай, что там за невзаимосвязываемость такая.
— Начну с того, что загоризонтная связь за пределами воображаемой оптической видимости возможна лишь на коротких волнах, до 30 мегагерц, и с этим у военных как раз всё в порядке. Но да-альше-е-е…