Мария Павловна задумчиво смотрела в открытое окно кареты - последние дни ей вспоминалась сестра-покойница и её дочь Елюшка. Семейство дворян и Жуковских и Мещерских не привечало купца, который женился, как они полагали ради титула и сманил сестрицу в тот провинциальный городок. Справедливости ради жили они там душа в душу, да и дочь любили - баловали. Мария Павловна регулярно получала от них открытые письма и фотографические карточки. Да и на святые праздники сестрица привозила дочь в город за покупками и развлечением. Хорошо хоть записала девочку дворянкою и как принято в их роду на семейную фамилию. А уж как преставилась сестрица, бес вселился в того купца. Не захотел он привести в Тверь Елену (самой-то ей Господь детушек не дал), отдал в этот пансион, прости Господи. А вдова штабс-капитанша хотела научить племянницу-наследницу всем премудростям управления имением в Преображенском-Спассе. Рассеяно наблюдая как карета выворачивает из ворот, Мария Павловна вдруг увидела в окне лицо Елены, её дорожную одежду. Та, закрывая глаза, медленно оседала в пыль. Барыня застучала в дверцу кареты, зычно приказывая остановиться. Может и не Елена это… но как похожа. Штабс-капитанша сама ринулась из кареты, камеристка следом за ней.
Девушка полулежала лицом вниз на своих вещах. Обе дамы были высокие, крепкие телом. Елену попытались поставить на ноги, но она была почти без чувств. Кучер было кинулся помогать, но Мария Павловна громко крикнула ему:
- Гони за доктором.
И дворнику у ворот:
- Вещи прибери.
Карета отъехала и женщины почти понесли девушку в дом. В комнате для гостей тётушка, удерживая Елену, распорядилась:
- Агафья, снимай с неё шляпку, пелерину, и расстегни платье. Потом разберёшь постель.
Когда барышню уложили в подушки на спину, от резкой боли мир взорвался яркими искрами и померк…
Ммм… какой неприятный запах… нашатырь. Очертания гранённого флакона в изящной металлической оправе - нюхательные соли. Голова Елены повёрнута набок, на затылке что-то мокрое. И с дрожью в голосе слова тётушки:
- Елюшка, милая, да что же с тобой приключилось? Ладони в ссадинах, на голове шишка? Где отец-то твой, голубушка?
Елена поморщилась и сглотнула слюну:
- На, на… попей, милая. Доктор скоро будет, потерпи немного… Ох ты Господи, али беда какая…
Её приподнимают голову и она пьёт прохладную воду… хорошо. Мысли вяло текут в голове:
- Я в доме тети… ждут доктора… помогут… - и резко открывает глаза.
- Как в этом веке доктора осматривают барышень? У неё нижнее бельё там кое-как связано ленточками. Будут ли снимать чулки? А панталоны? Ужас! И не развяжешь сейчас под покрывалом — наблюдают за ней наверное в 4 глаза.
Мария Павловна сидела в креслах у стены и что-то вполголоса говорила камеристке. А чем занималась та не было видно. Если разбирает вещи, то в шляпной коробке… И не было сил придумать где же Елена бродила в халате и без обуви. Про кладбище точно говорить нельзя. Может отговариваться беспамятством? Нужно дождаться «диагноза» доктора, исходя из этого врать. Татьяна подумала:
- Меня перенесли в этот век что бы «с высоты своего полуторавекового опыта» барышню лгать научила? Ну, не совсем лгать, просто умалчивать часть правды, пока она сама не выяснится. Если для спасения Елены необходимо, буду хитрить. У самой-то барышни совершенно не было желания жить. А у тётушки дети есть? Так и род этот прерваться может, если у барышни нет ни брата, ни сестры.
И вспомнила:
- В нашей семье все долгожители (отец прожил 90 лет, мама больше 80-ти), девичья фамилия бабушки Елены по маминой линии была Жуковская. Неужели это она? Нет, бабушка родилась на рубеже 20-го века, а сейчас, насколько поняла Татьяна из газеты того щёголя, середина 19 века. Значит на поколение раньше - прабабушка? А может и вообще не кровная родственница. После отмены крепостного права многие «дворовые люди» записывались на фамилии своих господ. Об этом на больную, в прямом смысле, голову не рассуждают…
Кто-то вошел, тётя встала и зашептала что-то еле слышно. Потом перед лицом Елены поставили стул и не него уселся… не Чехов конечно, но... чуть полноватый, аккуратные бородка и усики, пиджак с жилеткой, часы на цепочке, внимательный взгляд… Слегка склонил голову в приветствии:
- Доброго здоровья, барышня! Как себя чувствуете? Вы позволите мне осмотреть Вас? Где ударились головой помните?
Елена виновато-непонимающе пожала плечом. Тётушка с камеристкой с обеих сторон кровати приподняли её за плечи, голова девушки упала на грудь и прохладные руки доктора начали прощупывать её голову. Только пальцы коснулись основания шишки, как Елена застонала. До самой шишки доктор дотрагивался едва касаясь, но девушку опять замутило. Тётушка расстегнула её рубашку и доктор, оттянув ворот сзади прощупал и вероятно осмотрел спину. Потом видимо прослушал, что-то прикладывая к спине. Тошнота усиливалась. Когда доктор зашёл к Елене спереди и поднял своими ладонями её голову, рвотная гримаса исказила лицо девушки так, что доктор резко крикнул:
- Таз, живо…
Барышня услышала грохот металла по полу (кувшин наверное) и на её колени поставили металлический искусной чеканки тазик. Камеристка придерживала волосы Елены, тётушка широкой ладонью прижимала рубашку на груди девушки, а эту кисейную барышню опять банально рвало.
- Какие же в этом веке субтильные женщины! И как их спасать? И рослая и стройная, а что слабенькая то такая? В этом пансионе их не кормили совсем? Французский на обед, немецкий на ужин?… - огорчённо думала Татьяна.
- Аккуратно усадите её в подушки так, что бы к затылку ничто не касалось и по возможности не шевелите. Я пришлю нужные лекарства, мази и настои для рук и головы. Ушиб видимо очень сильный..., давайте пить если попросит, меняйте повязки каждые три часа и… отдых и сон… сон и отдых. Пока не расспрашивайте девицу ни о чем - от нервов и такого удара могло быть временное беспамятство.
И вышел отдать распоряжения. Для закрепления эффекта Татьяна решилась ещё на одну фразу. Изобразив лицом что она сейчас расплачется, Елена сбивчиво с придыханием произнесла:
- Папенька… преставились… нет более батюшки… мачеха — купчиха замуж меня… не отдавайте им меня тётенька… будто опаивали чем… не говорите, не выдавайте…
Мария Павловна всплеснула руками:
- Ах аспиды, ах злодеи! Прими Господь душу отца твоего…, но и двух лет не прошло, как сестрица... А меня и не известили. Бедное дитятко… Не волнуйся голубушка, я тебя этим купчишкам не отдам… надо будет увезу куда…
И задумалась:
- А я знаю куда… мы на воды с тобой уедем… как на ногах держаться сможешь, так и уедем. Сослуживец супруга моего обосновался в Пятигорском, я отпишу ему...
Елена расслаблено опустилась в подушки:
- Вот теперь отдыхать, спать, выздоравливать - подумала Татьяна.
Но никто из них не знал, что в это самое время во дворе купеческого дома города N-ска, на той скамье у бочки сидел и курил папиросу приказчик - брат купчихи.
- И чего сестра всё бранится, я завсегда окурок под сирень втаптываю, на спалю же я дом-то… - поднялся и шагнул к деревцу.
Отодвинул ветки сирени рукой, вдавил носком сапога в землю окурок, поднял глаза и обомлел. На старом комоде лежал женский чулок. Он был изорван на ступне и выпачкан чем-то серо-зелёно-коричневым. Но рисунок этого чулка… приказчик запомнил. Уж и корил себя Авдей за то что той ужасной ночью он, сходив по нужде, заглянул «на огонёк» в комнату барышни. У дверей стояли её собранные вещи, а Елена уже одела чулки. С минуту наверное заворожённо пялился Авдей на её ноги и лицо… на этот рисунок и в её огромные испуганные глаза…
Авдей, 32-х лет от роду, уже повидал разных женских чулок и понимал что этих, ручной вышивки бисером, не может быть несколько пар.
- Гаврила мне потом в трактире сказал, что отнёс её на руках до самого края…а чулки точно были на ней. Нешто барышня не до смерти убилась? Неужто кучер Гаврила прячется её где-то здесь? Нет, в доме не укроешься, камеристка сестрицы каждый день чисто собачонка все углы оббегает, всё хозяйке обсказывает… Али помог девице кто сбежать... в Тверь? Тогда меня что? На каторгу? — в полголоса рассуждал сам с собой приказчик.