— Спи до утра.
И вышел, но запер дверь. От этого звука у Дуни екнуло сердце. Она не знала, что делать, то ли ей спать, то ли повеситься. Но в уме встал тяжелый взгляд Егора, и он усыпил ее…
…Дуню разбудил звук открываемой двери. Она испуганно-робко открыла глаза и увидела на пороге девушку, худощавую, бледную, словно всю жизнь она провела в подвале, а у ног ее замерла черная, как мрак, крыса.
Дуня взвизгнула, но отрешенно, по-своему. Девушка, не обращая внимания на ее взвизгиванье, мрачно проговорила:
— Пора завтракать. Меня зовут Зоя. Идите за мной.
И она быстрым движением ножки отвела крысу в сторону.
Дуня, решив ничего не понимать, поплелась за ней. Опять коридоры; в туалете Дуня вроде бы помыла руки, лицо и покорно последовала за Зоей.
Они подошли наконец к какой-то двери, и Зоя, открыв дверь, чуть ли не втолкнула Дуню внутрь, а сама не вошла.
Иллюстрация: Юля Блюхер
Дуня огляделась и ошалела. Ошалела от красоты, которую она увидела. Довольно большая, прямоугольная, эта комната светилась уютом и благолепием. На стенах — картины, от вида которых возбуждалась в душе доброта и тихость, старинные часы, вероятно, антикварная мебель, паркет и длинный дубовый стол, за которым сидели четыре человека.
Одна — женщина лет сорока, с лицом интеллигентным и сладко-добродушным — стремительно, как птица, соскочила со своего стула и подбежала к Дуне. И ошеломленно сказала:
— А мы вас ждали… Дайте я вас поцелую…
Дуня, онемевшая, стояла как статуя и не пошевелилась на призыв.
Женщина сладко, почти приторно поцеловала ее в обе щечки и, взяв за руку, повела к столу.
Стол был заставлен цветами и цветочками, а между ними — такое изобилие всяческой явно вкуснейшей еды, что Дунечка наконец вздрогнула, проявив себя телом. Но уста ее молчали.
— Меня зовут Лидия Леонидовна, — вещала женщина, видимо, хозяйка, прямо извиваясь вокруг Дунечки. — Угощайтесь, милая, угощайтесь. Еда никогда не обманывает человека. Насладитесь каждой клеточкой своего обожаемого тела…
Дуня взглянула на людей. Сначала ее взгляд упал на небрежно одетого старика, как будто бы обычного, но с такими ледяными, страшными глазами, что ее бросило во внутреннюю дрожь. Но она ничем не выдала себя. Старик между тем представился:
— Генрих.
— Я Дуня, — прозвучал невнятный ответ.
— Не надо. Мы вас видим, — ответил старик.
Рядом со стариком сидел тип, реально испугавший Дунечку. Это было дитя, мальчик лет девяти-десяти, но совсем какой-то безобразный, даже уродливый, с полусгнившими, как показалось Дуне, зубами, но с хищным оскалом. Он был ужасен среди всего этого благолепия — именно этот контраст и спугнул душевно Дуню. Но она все-таки не дрогнула.
— Его зовут Юрочка, — заявила Лидия Леонидовна.
Зато последний незнакомец почти возродил в сердце Дунечки веру в людей. Это оказался человек лет тридцати пяти, округлый, чуть-чуть толстенький, налитой, и с таким добродушным, внимательным ко всему живому и благим выражением лица, что невозможно было не довериться ему во всем.
— Геннадий, — представился он. — Балуюсь пением и игрой на гитаре.
Дуню усадили около Лидии Леонидовны. Она тут же наложила Дуне в тарелочку салат, от одного вида которого можно было забыть обо всех бедах. Дуня набросилась на него, словно на спасение.
— Дунечка, милая, — проговорила Лидия Леонидовна, улыбаясь. — Взгляните на Юрочку нашего. Год назад он, можно сказать, почти случайно убил Кирилла, мальчишку поменьше его. И ничего, выкрутился. Жизнь продолжается.
Дуня поперхнулась.
— Экая вы, милая, неловкая, — удивилась Лидия Леонидовна. — Нельзя все так принимать близко к сердцу. Вы видите, с Юрочкой ничего не случилось. Он за столом, а не в детской колонии.
— Кушайте, Дуня, кушайте, — прошипел старик.
В это время Геннадий запел. В его руках мгновенно оказалась гитара.
— Это он для вас, Дуня, поет, — улыбнулась Лидия Леонидовна.
Геннадий пел во всю мощь своих легких. Слова песни были дикие, но трогательные:
И далее в таком же духе. Пел он проникновенно, с душевной болью. Когда он кончил, Дуня изумленно уставилась на него, позабыв о чудесном салате. Гена доверчиво улыбнулся ей в ответ:
— Я всегда пою, — сказал он, — о несчастных, страдающих людях. Обратите внимание, Дуня, на такие слова в этой песне, слова о муже героини: