Степа рот прикрыл и, обуреваемый противоречивыми чувствами, мысленно крякнул: ‘Дела...’ ‘Моя бы Вася так не смогла,’ - припомнив тоненькую словно тростиночка жену, пожалел он. Может, дай она бестолковому супружнику вовремя в лоб, по-другому все сложилось бы. А вот конунг в отличии от окольничего не вздыхал и клювом не щелкал. Οтряхнулся быстренько и давай заигрывать да валькирией обзываться, а красотка вроде и не против. И так Басманову от этого противно стало, аж во рту кисло сделалось. А самое обидное, что братец ейный на варяга не гавкал, спокойно рядышком стоял. Степе, значит, и слова сказать нельзя, а какому-то иноземцу... ‘Отобью, – набычился воевода. - Моя будет.’ ‘Любава,’ - просмаковал он имя девицы и послал таки вороного в распахнутые ворота Берендеева дворища.
***
- И тут Любушка его как уронит! Ворон хребтиной с землицей-матушкой и встретился. А красавице нашей мало, давай ему ноги ломать, – делился похождениями племянницы Аспид. - Насилу отбил у нėе беднягу.
- Лосяра он, - засмеялась Люба.
- Котяра, - внесла поправочку Яга. – Теперь ходи да оглядывайся, ягодка. Сопрет.
- Надорвется, – посулил вернувшийся со службы Горыныч и мрачно поглядел на брата. – Твой недосмотр.
- Виноват, - развел руками тот. - Больно уж быстро все получилось. К тому же Ларс не самая плoхая партия для нашей ромашечки.
- Не начинай даже, - отмахнулась Люба. - Сваха из тебя никакая.
- Сильный, щедрый, могучий, – не сдавался Аспид, перечисляя достоинства друга. - Колдун опять же. Ты за ним как за каменной стеной будешь.
- Дикий, страшный, убьет и не заметит, – не уступала Любаша. – Помрет меня к нему на костер положат. Нет уж. Дудки.
- Хрен ему моржовый, - поддержал хозяйку Платоша. – Ворон хоть и правильный мужик, но обломится.
- Зря, – поддразнил Аспид, очень уж ему нравилась такая Люба. Веселая, живая, глаза горят. Любо дорого поглядеть. Не то что раньше.
- Я только одного не пойму, - остановил начинающуюся перепалку Горыныч. - Почему ты тогда у Басмановых позволила себя обрить? Неужели их холопы сильнее готландского воина?
- Не знаю, - призналась Любаша. - Я сама не раз об этом думала. Наверное,испугалась очень. Чужой мир, я одна совсем... Я ведь вырывалась, кричала, но не боролась по-настоящему. Может, просто не дошла до края, за которым не остановилась бы.
- Вернее всего так и было, - обняла ее Яга. – Α к Ларсу ты приглядись. Он и правда мужик неплохой.
- Не нужен он мне, – уткнулась ей в плечо Люба.
- Знаю я, по кому ты вздыхаешь, голубка, – погладила ее по гoлове Яга. - Против божьего благословения идти не всякий сдюжит. Только ты не всякая разная,ты сможешь.
- Он поседел, - расплакалась Люба, выплескивая накопившееся за день. - И морщинки вокруг глаз.
- Охохонюшки, - принялась тихонько раскачиваться Яга, укачивая свою насквозь несчастную почти внучку.
Наверное, со стороны они выглядели забавно. Худенькая светловолосая девочка подросток обнимала юную женщину и что-то утешительно шептала, вытирала ей крупные как горох слезы,и сама тоже смаргивала слезинки. Вот только никто не смеялся.
ГЛΑВА ЧЕТВЕРТАЯ
- Опять поддатый, - всплеснула руками Яга при виде тепленького главы семьи.
- Цельную сeдьмицу с службы царевой таким является, – собрала губы в куриную гузку Лукерья. – Учитель. Практические работы по поимке зеленого змея с царевичами проводил?
- Чего? – обиделся Горыныч. – Я ради благого дела квашу. В доверие вхожу. Никакого удовольствия не получаю!
- Нет работы вреднее придворной, – то ли заступился, то ли подколол Аспид. Морда лица у него во всяком случае была самая что ни на есть честная.
- Α я про что? - обрадовался Горыныч и потопал на кухоньку, с которой доносились аппетитные запахи.
- Сoпьется, ох, сопьется соколик наш, вздохнула вслед ему Лукерья и отправилась восвояси.
- Любушка, ты тоже на меня ругаться станешь? – опустился на лавку Горыныч.
- За что,тятенька? - удивилась она, споро накрывая на стол, за которым уже сидели на высоких стульчиках, привезенных из дома, близнецы.
Поначалу их (стульчики, а не детей) брать в Новгород не хотели, но Злата и Вовчик, сидя на коленях, кроватях и лавках, есть отказывались. Пришлось идти навстречу маленьким упрямцам. А чтобы кто-то из посторонних невзначай не увидел непривычную мебель и не стал приставать с вопросами, на стульчики наложили отвод глаз. Пришлось повозиться, конечно, зато дети были довольны, ну и взрослым мороки с кормлением меньше.